Однако он выделил всё с самого начала, включая заголовок и прочее. Он вернулся к началу документа и снова произвёл выделение, на этот раз начав после слов «Речь Президента США на Мемориале Линкольна, посвящённая теракту в Чикаго. Точное соответствие текста не гарантируется». Потом снова выполнил команду подсчёта статистики. «Слов: 247».
Скажи Гордо, чтобы он метил на 2‑4‑7…
Он вернулся к концу выделенного текста и прочитал вслух предложение, которое произнёс перед тем, как в него ударила пуля: «Если бы мои студенты могли вынести с моих лекций лишь один урок, я хотел бы, чтобы этим уроком была знаменитая максима о том, что те, кто не учится у истории, обречены её повторять».
Повторять. Словно эхо.
Скажи Гордо, чтобы он метил на 2‑4‑7 для эхо…
Множество людей имеет доступ к текстам его речей до того, как он их произнесёт; для директора Секретной Службы Хексли не составило бы труда ознакомиться с речью заранее и раздать копии её текста другим, включая Гордо Данбери – копии с пронумерованными словами, так что они могли точно планировать свои действия. Хексли говорил кому‑то передать Данбери, что идеальным эхом – этаким взрывом из прошлого – было бы убить нынешнего президента, когда он стоит перед статуей другого убитого президента, произнося слова о том, как повторяется история.
И, подумал Сет, история почти повторилась.
В этот момент вошла Сьюзан Доусон.
– Добрый день, мистер президент. Бесси Стилвелл и агент Хадкинс уже в воздухе. Они будут в «Эндрюсе» в 20:00.
– В «Эндрюсе»? – переспросил Сет. – Не в «Рейгане»?
– Нет, мистер президент. Они возвращаются на военном самолёте.
– Я же сказал, что они должны лететь коммерческим рейсом.
Сьюзан вскинула брови.
– Э‑э… простите, сэр, на самом деле вы сказали, что они должны вылететь в Лос‑Анджелес ближайшим коммерческим рейсом. Вы ничего не говорили о возвращении, и Дэррил решил, что вы захотите обеспечить Бесси максимальную безопасность, и поэтому они возвращаются самолётом ВВС.
– Чёрт, – сказал Сет.
– Что не так, сэр? Прошу прощения, если я…
– Нет, нет. Что сделано, то сделано. Но… ч‑чёрт!
Никки Ван Хаузен ехала домой после встречи с Дженис Фалькони; она надеялась, что встреча немного успокоила бедняжку. В багажнике у неё болталось несколько табличек с надписью «Открытый дом», которые понадобятся ей завтра: воскресенье – лучший день для таких мероприятий.
Открытый дом.
Впустить незнакомцев, позволить им рыскать по дому, воображать собственную жизнь, наложенную на голые кости здания: этот дом, но с их мебелью. Люди будут заходить и пытаться решить, подходящее ли это место, чтобы долгие годы накапливать в нём свои воспоминания.
Шёл снег. Никки включила дворники. Её отвлекали воспоминания Эрика – сегодняшняя пресс‑конференция, вчерашняя операция. Столько всего произошло за такое короткое время!
И то ведь были лишь новые воспоминания. Эрик на пятнадцать лет старше Никки. Странно было думать о том, что у неё сейчас больше воспоминаний о его жизни, чем о своей собственной – на полтора десятилетия больше: ещё пятнадцать рождественских празднеств, дюжина отпусков, грандиозная гулянка на сорокалетие и более тихая на пятидесятилетний юбилей, развод с женой, похороны родителей, отъезд сына на учёбу.
Несмотря на мокрые и скользкие улицы движение было довольно плотным. Она настроила радио на DC101. Там группа Pussycat Dolls пела свою песню «Don’t Cha», и она вдруг осознала, что Эрик её вообще не знает; эта песня не будила в нём абсолютно никаких воспоминаний – он был не из того поколения.
Машина втиснулась перед Никки, и её внимание снова полностью сосредоточилось на дороге. Она и в лучшие времена терпеть не могла агрессивных водителей, а в снегопад таким манерам и вовсе не было никакого оправдания.
Pussycat Dolls допели финальный припев, и начались автоновости. Дела шли на удивление неплохо, и…
Ещё один маньяк пронёсся мимо неё, непрерывно меняя ряд, и…
И передняя машина, белый «форд фокус», дёрнулась, чтобы освободить место. Никки нажала клаксон, две другие машины свернули, она услышала визг покрышек и звук столкновения на высокой скорости и увидела, как «форд» переворачивается от удара в него другой машины. Она вдавила тормоз, но…
Чёрт! Она ударила в переднюю машину, и её подушка безопасности сработала. Она погрузилась в неё и снова услышала металлический скрежет и звук разбиваемого стекла и, приглушённые подушкой, людские крики.
На несколько секунд она растерялась, затем подушка сдулась, и она увидела на ней похожее на гвоздику кровавое пятно. Она подняла руку – та была в крови; она посмотрела вниз и увидела, что кровь капает на брючный костюм.
Никки заглушила машину, затем откинула козырёк и заглянула в зеркальце на обратной его стороне. Слава Богу, нос у неё, похоже, не был сломан, но определённо кровоточил.
Спина болела, но не сильно. Её ветровое стекло треснуло в тысяче мест, так что сквозь него почти ничего не было видно. Она посмотрела в зеркало заднего вида – и обнаружила лишь штырь, на котором оно крепилось; само зеркало, должно быть, оторвало при ударе.
Рукавом она вытерла кровь с носа; ей, однако, нужно было что‑то, чтобы остановить кровотечение, а её сумка, похоже, тоже куда‑то улетела.
Никки выглянула в боковое окно. Ещё одна разбитая машина стояла практически впритык – этим путём выбраться не удастся.Поэтому она расстегнула ремень безопасности и полезла на пассажирское сиденье. Перелезая через коробку передач, она заметила свою сумку далеко позади, на полке под задним стеклом. Добравшись до пассажирского сиденья, она попыталась открыть дверь. Она не поддавалась, и Никки испугалась, что её тоже повредило в столкновении, но…