– Скоро всё изменится, – сказала она, – если Джеррисон сделает, что задумал.
– Да, мэм, – ответил Дэррил.
– Всё будет по‑другому.
Дэррил отхлебнул кофе.
– Да, мэм.
– И, в общем, на случай, если всё закончится плохо, я должна кое‑что сказать.
– Мэм?
– Я должна перед вами извиниться.
– За что?
– За все те вещи, что о вас всю жизнь думала. Вы правы. Я никогда по настоящему не знала никого из таких как вы. Вы хороший… – Она со сконфуженным видом замолчала.
– Вы собирались сказать «хороший мальчик», не правда ли, мэм?
– Простите.
– Как бы вы назвали белого мужчину, который больше чем на пятьдесят лет младше вас? Вы могли бы сказать, что он хороший мальчик?
– Ну… да.
– Значит, всё в порядке, мэм – и спасибо вам. – Дэррил взглянул на настенные часы, которые, как и всё здесь, были красивы и изящны. – Время президентского обращения, – сказал он. – Его будут показывать по телевизору – хотите посмотреть?
Но Бесси лишь печально покачала головой.
– Нет. – Она посмотрела через огромное окно на заснеженный лес. – Я и так знаю, что он скажет.
– Я этого не одобряю, сэр, – сказала доктор Элисса Сноу.
Сет Джеррисон поворочался на кровати.
– Я не могу обращаться к нации лёжа в постели, Элисса. Так что помогите мне.
Доктор Сноу, которая сейчас была облачена в форму капитана ВВС, и Первая Леди в стильном оранжево‑розовом платье, помогли Сету слезть с кровати под балдахином и пересесть в инвалидную коляску, которую привезли сюда для этой цели. Он был одет в синий костюм – Жасмин и Элиссе удалось натянуть его на президента лишь час назад. Сьюзан Доусон стояла в стороне.
Пока его двигали, Сет несколько раз застонал. У него болела грудь и иногда начинала кружиться голова; это, осознал он, был первый раз, когда он принял сидячее положение с момента, когда его в пятницу извлекли из «Зверя».
Президентская спальня была на первом этаже, и резиденция напрямую соединялась с пресс‑центром. Сьюзан Доусон катила коляску, Жасмин шла по левую руку, доктор Сноу по правую. Коридор был пуст: не будет никаких фотографий его, сидящего в инвалидном кресле.
Они прибыли в зелёную комнату, небольшую, но уютную. Сет быстро взглянул на свой официальный портрет, висящий на стене: улыбающийся, уверенный, пышущий здоровьем. Гримёрша также взглянула на фото, словно оценивая объём предстоящей работы, а потом занялась приведением его в вид, пригодный для телекамер.
Когда с гримом было покончено, он поблагодарил гримёршу. Доктор Сноу пощупала Сету пульс на запястье, потрогала лоб и неохотно кивнула. Они с Жасмин помогли ему подняться на ноги, и Сьюзан Доусон протянула ему резную трость. Он кивком поблагодарил её и немедленно перенёс на трость бо́льшую часть своего веса.
Жасмин положила руки ему на плечи и заглянула в глаза.
– Ни пуха, ни пера, дорогой. Удачи.
Она нежно его поцеловала и вышла через другую дверь, ведущую в пресс‑центр. Сет несколько секунд собирался с силами, затем двинулся с места. Каждый шаг отзывался болью, но он следил за лицом. Когда он вступил в помещение пресс‑центра, в динамиках заиграл «Салют Командиру», президентский гимн, а все присутствующие встали и зааплодировали. Когда он поднялся на трибуну, то крепко схватился за её борта, чтобы не упасть – и к чёрту советы тренеров по публичным выступлениям.
Крыша пресс‑центра была скошена, а стены до половины покрыты панелями из тёмного дерева, остальное выкрашено в бежевый цвет. Слушателей собрали специально для него – в душе Сет оставался университетским профессором, и ему было проще говорить, обращаясь к сидящим перед ним живым людям. Двадцать четыре человека – скорее коллоквиум в аспирантуре, чем лекция для первокурсников – сидели в шесть рядов, разделённых посередине проходом, в котором стояли телекамера с оператором. Вице‑президент Флаэрти сидел в первом ряду, Жасмин сидела рядом с ним. Остальные слушатели были офицерами флота и корпуса морской пехоты из кэмп‑дэвидского персонала. Сет кивнул им в знак того, что они могут садиться. Перед камерой был установлен экран телесуфлёра, и он начал читать с него.
– Мои дорогие американцы, – начал он теми же словами, как все президенты до него. – Мы имеем дело с безжалостным врагом, но мы не можем позволить террористам одержать победу. Либо мы съёжимся от страха, либо пойдём вперёд с высоко поднятой головой – и американский народ, я уверен, выберет второе. Наша страна, величайшая страна из всех, что видел мир, не позволит себе стать заложницей требований кучки недовольных. И я громко и решительно заявляю от лица всех нас, так, чтобы мои слова услышали во всех уголках мира: мы не потерпим терроризма, и мы одинаково сурово будем наказывать террористов, тех, кто укрывает террористов и тех, кто игнорирует присутствие террористов в своей среде. Нет друзей, которых мы не станем защищать, союзников, которым мы не поможем обеспечить свою безопасность – и нет врагов, которым мы не станем противостоять с использованием всех доступных нам средств. Это не битва цивилизаций – это битва между цивилизацией и…
И он почувствовал, что язык начинает заплетаться. Телесуфлёр прокрутил ещё несколько строк прежде чем женщина‑оператор осознала, что он перестал говорить. Сет ещё крепче сжал борта трибуны. Зрители – те, что присутствуют здесь, и миллионы по всему миру – несомненно, с волнением ждали, что он продолжит говорить.
И Сет хотел продолжать говорить, но дар речи внезапно покинул его – но если он не заговорит, весь мир запестрит заголовками: «Джеррисон запнулся во время своей первой речи после покушения». «Способен ли руководить президент США?»