Золотое руно (сборник) - Страница 16

Невозможность узнать, однозначно интерпретировать сводила с ума. И всё же последняя часть этого послания была ещё труднее для понимания, ещё загадочнее…

8

Не буду даже притворяться, что понимаю, через что проходила сейчас Кирстен. Вот она, в своей квартире, которую делит с Аароном, пытается утешить любимого человека, переживающего смерть бывшей жены. То, что это причиняло ей страдания, было очевидно из её медицинской телеметрии: пульс учащённый, ЭЭГ возбуждённая, дыхание неровное. У меня нет возможности непосредственно замерить кислотность её желудка, но все косвенные признаки сильнейшей изжоги были налицо. Кирстен, высокая, спокойная и уравновешенная, не так легко демонстрировала своё внутреннее состояние, но обычно была, хоть знал о том лишь я, более искренней.

Аарон молчал в течение трёх минут и двадцати одной секунды, сидя напротив Кирстен в своём любимом кресле – массивном пилотском кресле с челнока, которое он сам неумело обтянул коричневым вельветом. Последнее, что сказала Кирстен, было: «Она не была похожа на…», что, как я считал, означало, что Диана не обладала свойствами, которые Кирстен ассоциировала с самоубийцами. Я уверен, что медицинская подготовка Кирстен включала лекции и на эту тему, так что я не сомневался в правомерности её наблюдения. Однако, как мне было хорошо известно, даже самые рациональные и неэмоциональные люди могут наложить на себя руки.

– Это я виноват, – сказал, наконец, Аарон глухим бесцветным голосом.

– Ты не виноват, – сразу ответила Кирстен с уверенностью, которой Аарон, наверное, ждал от неё ранее. – Ты не можешь винить себя в том, что случилось. – Психологическая помощь отстояла довольно далеко от области медицинской специализации Кирстен, и я не мог сказать, делает она это экспромтом, или на самом деле знает, что ей нужно делать, чтобы поддержать Аарона. Я запросил сведения о её подготовке. Учась в Сорбонне, она посещала вводной курс психологии. Единственный курс, и сдала его на тройку с плюсом. – Ты не можешь позволить этим вещам губить тебя.

Вещам. Их любимое слово, которое может означать всё, что угодно. Она говорит о предполагаемом самоубийстве Ди? О настойчивости, с которой Аарон винит в нём себя? Или о чём‑то ещё, менее очевидном? Чёрт их возьми, хотел бы я, чтобы они были точнее в своих высказываниях.

– Она просила меня – умоляла – не бросать её, – сказал Аарон, опустив голову. С моей точки обзора я не мог сказать, смотрит он в пол или закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться на испытываемом им внутреннем смятении. То, что Диана не хотела, чтобы их отношения с Аароном завершились, было правдой, но взгляд Аарона на её действия был искажён чувством вины. Либо так, либо – менее достойная альтернатива – он намеренно лжёт, чтобы вызвать больше симпатии со стороны Кирстен. Так или иначе, но Диана никогда не упрашивала его остаться.

– Не вини себя, – снова сказала Кирстен, что означало, по‑видимому, что она уже исчерпала запас психологических приёмов, которые остались в её памяти после того единственного курса.

– Я чувствую себя… пустым. Беспомощным.

– Я знаю, что это больно.

Аарон снова погрузился в молчание. Потом произнёс:

– Это и правда больно. Это охренеть как больно. – Он поднялся – руки засунуты глубоко в карманы – и запрокинул голову к созвездиям дырочек в звукопоглощающем покрытии потолка. – Я думал, мы с ней расстались друзьями. Мы любили друг друга, я правда любил её всем сердцем, но потом мы отдалились. Стали другими. Разными. – Он слабо качнул головой. – Если бы я знал, что она так тяжело это воспримет, я бы никогда…

– Никогда бы не оставил её? – нахмурившись, закончила за него Кирстен. – Ты не можешь быть пленником чувств другого человека.

– Может быть. А может, и нет. Ты знаешь, Диана и я встречались почти год, прежде чем пожениться. Я и маме‑то про неё сказал только перед самой свадьбой; она бы никогда не одобрила моей связи с блондинистой «шиксой». Мы всегда должны принимать во внимание чувства других людей.

– Ты хочешь сказать, что остался бы с Ди, если бы она заявила, что наложит на себя руки, если ты уйдёшь?

– Я… я не знаю. – Аарон начал мерять шагами комнату, отбрасывая с дороги валяющиеся на полу предметы. – Возможно.

Голос Кирстен отвердел.

– И, я полагаю, ты принял во внимание её чувства, когда начал встречаться со мной?

– Я не хотел делать ей больно.

– Но ты сделал бы больно мне, если бы передумал и решил бы остаться с Дианой.

– Тебе я тоже не хотел делать больно.

– Кому‑то из нас всё равно было бы больно.

Аарон к этому моменту пересёк комнату полтора раза. Он стоял на дальнем краю, глядя в стену, серо‑жёлтую, как и в его прежней квартире. Не поворачиваясь к Кирстен, он прошептал:

– Наверное.

– Ты сделал то, что должен был сделать.

– Нет. Я сделал то, что хотел . Огромная разница.

– Послушай, – сказала Кирстен. – Это всё теория. Она не сказала тебе заранее, что покончит с собой, если ты уйдёшь. – Она поднялась со своего кресла и пошла к Аарону; длинные ноги легко несли её через комнату. – Или сказала?

Аарон резко развернулся к ней; она остановилась в двух метрах от него.

– Что? Нет, конечно, нет. Боже, я бы все сделал по‑другому, если бы она сказала.

– Ну, тогда ты не можешь себя винить. – Она снова двинулась к нему, сокращая разделяющее их расстояние, но, заметив, как затвердело его лицо, тут же остановилась. – Такое случается, – сказала она, помолчав.

– Я никогда не был знаком ни с кем, кто потом совершил самоубийство, – сказал Аарон.