Золотое руно (сборник) - Страница 191

191

Ведущий новостей – сикх в тюрбане, смена которого, как я знал, продолжалась до девяти утра – говорил на фоне транслируемых на экране позади него новостных сюжетов:

– Несмотря на новые протесты на Парламентском холме вчера днём, практически не остаётся сомнений в том, что Канада ещё до конца месяца легализует множественные браки. Премьер‑министр Чен запланировал на сегодняшнее утро пресс‑конференцию по…

Карен покачала головой, и я уловил это движение боковым зрением.

– Не одобряете? – спросил я.

– Нет, – ответила она.

– Почему? – спросил я лёгким тоном, стараясь, чтобы в вопросе не прозвучало осуждение.

– Я не знаю, – ответила она вполне дружелюбно.

– Вас не беспокоят однополые браки?

– Нет, – ответила она немного обижено. – Я не настолько стара.

– Простите.

– Да нет, вполне законный вопрос. Мне было около сорока, когда в Канаде легализовали однополые браки. Собственно, я приезжала в Торонто… когда это было? в две тысячи третьем? – на свадьбу моих знакомых‑лесбиянок; они приехали из Штатов специально, чтобы пожениться.

– Но США не разрешают однополые браки – я помню, даже приняли поправку к конституции, которая их запретила.

Карен кивнула.

– США много чего не разрешают. Поверьте, многим из нас этот постоянный дрейф вправо совсем не по душе.

– Но вы всё же против множественных браков?

– Да, думаю, против. Но я не уверена, что смогу сформулировать причину. Ну, то есть, я знаю множество одиноких матерей, которые прекрасно справились – включая мою сестру, упокой Господь её душу. Так что моё определение семьи определённо не ограничивается двумя родителями.

– А как насчёт одиноких отцов? И одиноких отцов‑геев?

– Ну, да, это тоже нормально.

Я облегчённо кивнул; старые люди бывают такими консервативными.

– Так что же тогда не так с множественными браками?

– Я так думаю, что в реальности выполним лишь тот уровень обязательств, какой существует в парном браке. Более широкая структура их размывает.

– Ну, я не знаю. Многие люди имеют неограниченный запас любви; спросите любого выходца из большой семьи.

– Возможно, – сказала она. – Я так понимаю, что вы поддерживаете множественные браки?

– Конечно. То есть, сам я вступать в такой не собираюсь, но не в этом же дело. В разное время я был знаком с несколькими триадами и двумя квартетами. Все они были искренне влюблены; они сформировали стабильные, долговременные отношения. К чему запрещать им называть эти отношения браком?

– Потому что это не брак. Это другое.

Я определённо не хотел затевать дискуссию, так что просто промолчал. Снова бросив взгляд на телевизор, я обнаружил, что ведущий рассказывает о смерти бывшего президента США Пэта Бьюкенена, скончавшегося вчера в возрасте ста шести лет.

– Скатертью дорога, – сказала Карен, глядя на экран.

– Рады, что он умер?

– А вы нет?

– О, я не знаю. Он явно не был другом Канады, но знаете, кличка «Советский Канакистан», которой он её обзывал, стала лозунгом, сплотившим всё моё поколение. «Оправдаем и воплотим» и всё такое. Я думаю, Канада полевела ещё больше исключительно ему назло.

– Тогда, может быть, вы поддерживаете множественные браки просто потому, что это ещё одно отличие между нашими странами? – спросила Карен.

– Вовсе нет, – ответил я. – Я вам сказал, почему я их поддерживаю.

– Простите. – Она взглянула на экран. Сюжет о смерти Бьюкенена закончился, но она, похоже, продолжала о нём думать. – Я радуюсь его смерти, потому что это может стать концом эпохи. В конце концов, это судьи, которых он посадил в Верховный Суд, отменили решение по «Роу против Уэйда», и я не могу ему этого простить. Но он был на двадцать лет старше меня – его ценности были сформированы предыдущим поколением. А теперь его нет, и я думаю, что, возможно, появилась надежда на перемены. Но…

– Да?

– Но я теперь не уйду, верно? Вашим друзьям, которые хотят, чтобы их отношения признали групповым браком, придётся мириться с людьми вроде меня, закоснелыми, всюду сующими свой нос и стоящими на пути прогресса. – Она посмотрела на меня. – А это ведь правда прогресс, не так ли? Мои родители так и не приняли однополых браков. Их родители не понимали необходимости десегрегации.

Я посмотрел на неё новыми глазами – и в переносном, и, конечно же, в прямом смысле слова.

– В душе вы философ, – сказал я.

– Может быть. Полагаю, все хорошие писатели – философы.

– Но я думаю, что вы правы – по крайней мере, до какой‑то степени. В академической среде это называют «фактором вымирания»…

– Вымирания? – повторила Карен. – О, это мне нравится! И я определённо наблюдала что‑то подобное ребёнком в Джорджии в приложении к вопросу о гражданских правах: радикальные изменения в этой сфере происходили не из‑за того, что люди меняли своё мнение – никто не хлопал себя по лбу и не восклицал «Ну и дурень же я был все эти годы!» Скорее, ситуация менялась за счёт того, что худшие расисты – те, кто помнил золотые деньки сегрегации или даже рабовладения – попросту умирали от старости.

– Именно так, – согласился я.

– Но, знаете, убеждения людей всё‑таки могут меняться со временем. Давно доказано, что люди с возрастом становятся более политически консервативными – со мной, правда, этого не произошло, слава тебе, Господи. Когда я узнала, каких политических взглядов придерживается Том Селлек, я пришла в ужас.

– Кто такой Том Селлек?

– Вздох, – сказала Карен. По‑видимому, она ещё не научилась производить этот звук. – Это один потрясающе красивый актёр; играл в «Частном детективе Магнуме». Когда я была подростком, постер с ним висел у меня над кроватью.

191