– Да, думаю так.
– Первый крик.
– Да.
– И, конечно, перерезание пуповины.
– Да.
– Пуповины, через которую питательные вещества передавались от вашей матери растущему эмбриону, верно?
– Да.
– Пуповины, удаление которой оставляет шрам, который мы называем пупком, верно?
– Да.
– И шрам этот бывает двух видов – выпуклый и впалый, правильно?
– Да.
– И к какому виду принадлежит ваш, миз Бесарян?
– Возражение! – сказал Дешон. – Отношение к делу!
– Мистер Дрэйпер поднимал вопрос о биометрических показателях, – сказала Лопес, разводя руками. – Очевидно, что я могу исследовать любые связанные с биометрией вопросы, а не только те, с которыми устраивал фокусы мистер Дрэйпер.
Похожее на обувной рожок лицо судьи качнулось вверх и вниз.
– Отклоняется.
– Миз Бесарян, – сказала Лопес, – так какого же он типа – выпуклый или впалый?
– Впалый.
– Могу я его увидеть?
– Нет.
– И почему же?
Карен вскинула голову.
– Потому что это будет бессмысленно, и – я уверена, судья со мной согласится – вряд ли прилично в зале суда. Вы надеетесь, что у меня нет пупка, и вы из этого факта сможете извлечь несколько лёгких очков в свою пользу. Так вот – пупок у меня есть; моё тело анатомически корректно. И поэтому, когда я обнажу пупок, вы попытаетесь заработать хоть какие‑то очки, указывая на то, что это не настоящая рубцовая ткань, а простая скульптурная имитация. Я избавлю вас от хлопот: я это признаю́. Но так как пупок совершенно ни для чего не служит, это вряд ли что‑то меняет. Мой ничуть не хуже, чем любой другой. – Она снова взглянула на присяжных. – В нём даже пух скапливается.
Присяжные, и даже сам судья, рассмеялись.
– Двигайтесь дальше, – сказал Херрингтон.
– Хорошо, – сказала Лопес; её голос звучал чуть пристыжено. – Ваша честь, я хотела бы приобщить к делу первую улику ответчика – печатную копию инструкции по эксплуатации платёжного терминала, приобщённого к делу мистером Дрэйпером ранее.
– Мистер Дрэйпер? – спросил судья Херрингтон.
– Не возражаю.
– Улика приобщается к делу, – объявил судья.
– Спасибо, – сказала Лопес. Она перешла «колодец», подошла к месту свидетеля и протянула инструкцию Карен. – Как вы видите, я отметила одну страницу закладкой. Откройте её, пожалуйста.
Карен так и сделала.
– Пожалуйста, прочитайте выделенный фрагмент, – попросила Лопес.
Карен откашлялась – излишний с механической точки зрения элемент театральности – и прочитала:
– «Этот сканер использует биометрические данные для обеспечения безопасности транзакций. Для подтверждения личности пользователя сканируется отпечаток пальца и узор сетчатки. Никакие два человеческих существа не имеют одинаковых отпечатков пальцев, и ни у каких двух индивидуумов не может быть идентичного узора сетчатки.
– Звучит впечатляюще, не правда ли, – сказала Лопес.
– Да. И этот терминал меня…
– Простите, миз Бесарян, вы можете лишь отвечать на вопросы, которые я задаю. – Лопес сделала паузу. – Нет, прошу прощения; я не хочу показаться грубой. Что вы хотели добавить?
– Лишь то, что сканер опознал меня как Карен Бесарян.
– Да, он это сделал. В ключевых биометрических категориях вы, по‑видимому, идентичны – по крайней мере, близки настолько, насколько необходимо – с оригинальной Карен Бесарян.
– Именно так.
– Теперь, если суд не возражает, я хотела бы кое‑что попробовать. Ваша честь, прошу приобщить к делу улики ответчика номер два, три и четыре. Номер два – это искусственная рука, номер три – искусственное глазное яблоко; и то и другое, как свидетельствует номер четыре, сертификат происхождения, произведено компанией «Моррелл GmbH» из Дюссельдорфа, ведущим мировым производителем протезов. Собственно «Моррелл» и производит многие компоненты, используемые компанией «Иммортекс».
За этим последовало около пятнадцати минут возражений и аргументов, после чего судья принял улики. Когда процесс вновь вошёл в своё русло, Лопес протянула искусственную руку Карен.
– Прижмите, пожалуйста, большой палец этой руки к сканеру терминала.
Карен нехотя подчинилась. Зажёгся один зелёный огонёк – я раньше терпеть не мог пользоваться этими штуками, потому что не отличал зелёного от красного.
Затем она протянула Карен искусственный глаз.
– И поднесите это к объективу камеры терминала.
Карен сделала и это, и зажёгся второй зелёный огонёк.
– А теперь, миз Бесарян, не будете ли вы так любезны прочитать то, что написано на дисплее? – Она показала ей терминал.
Карен посмотрела на него.
– Там…
– Да, миз Бесарян?
– Там написано «Подтверждение опознания: Бесарян, Карен С.»
– Спасибо, миз Бесарян. – Она взяла устройство из безвольных рук Карен и уверенно нажала на нём какие‑то клавиши. Когда она закончила, то протянула терминал обратно Карен. – Теперь я бы хотела, чтобы вы сделали для меня то же, что сделали для мистера Дрэйпера: перевели десять долларов на мой банковский счёт. Конечно, для этого нам потребуется номер вашего ПИН.
Карен нахмурилась.
– Просто ПИН, – сказала она.
Лопес на мгновение растерялась.
– Простите?
– ПИН означает «персональный идентификационный номер». Только люди, работающие в Министерстве избыточных министерств, называют его номером ПИН.
Маленький рот судьи Херрингтона изогнулся в улыбке.
– Хорошо, – сказала Лопес. – Значит, для завершения транзакции нам теперь нужен ваш ПИН.
Карен сложила руки на груди.
– И я сомневаюсь, что суд может заставить меня его вам назвать.