Он обернулся и впервые заметил меня; его глаза стали круглыми.
– Салливан?
Я вытащил горный пистолет из маленького рюкзака, который я положил на сиденье рядом с собой, а потом кашлянул, прочищая горло в сухом воздухе кабины.
– Мистер Гадес, дамы – прошу меня простить… – Я замолчал; макушку словно пронзило иглой боли. Я дождался, пока она поутихнет.
– Мистер Гадес, дамы, – снова повторил я, словно предыдущие мои слова не висели до сих пор в воздухе, – это угон.
Я сам не был уверен, какой реакции ждал: визга, криков? Все трое тупо смотрели на меня.
Наконец, Гадес произнёс:
– Вы ведь шутите, правда?
– Нет, – сказал я. – Не шучу.
– Вы не можете угнать лунобус, – сказала женщина‑азиатка. – Его здесь некуда угонять.
– Я не собираюсь его куда‑то угонять, – сказал я. – Я собираюсь оставить его здесь подключённым к жизнеобеспечению Верхнего Эдема, пока не будут выполнены мои требования.
Вот так. Это был не совсем кафетерий в «Вулворте», но сойдёт.
– И чего же вы требуете? – спросила вторая женщина.
– Мистер Гадес знает – а вам я скажу позже. Но сперва позвольте сказать, что я не хочу причинять вред кому бы то ни было; это они причиняют мне вред. Моя цель – чтобы все мы вышли отсюда живыми и невредимыми.
– Мистер Салливан, пожалуйста, – сказал Гадес.
– «Пожалуйста»? – я фыркнул. – Я говорил вам «пожалуйста». Я умолял вас. Но вы отказали.
– Должен быть другой способ, – сказал Гадес.
– Такой был. Вам он не понравился. Ладно, хватит пока разговоров. Мистер Гадес, сядьте – вон там, в первом ряду.
– Или что? – спросил Гадес.
– Или, – сказал я, старайся, чтобы голос звучал ровно, – я вас убью. – Я поднял горный пистолет.
– Что это? – спросила женщина‑азиатка.
– Приспособление для альпинизма, – сказал я. – Стреляет металлическими штырями и пробивает человека насквозь.
Гадес на мгновение задумался, потом усадил своё долговязое тело в одно из двух передних кресел. Потом повернул его так, чтобы оказаться лицом ко мне.
– Очень хорошо, – сказал я. – Теперь – я больше не хочу, чтобы за мной шпионили. Все трое: провернитесь к своему иллюминатору и опустите виниловую шторку.
Никто не двинулся.
– Быстро! – рявкнул я.
Сначала подчинилась азиатка, потом вторая женщина. Гадес демонстративно напрягся, якобы пытаясь опустить свою, потом повернулся ко мне и сказал:
– Она застряла.
Я не собирался перегибаться через него и проверять, так что просто сказал:
– Вы врёте. Закройте её.
Гадесь подумал, потом с преувеличенным усилием потянул за шторку, и она опустилась.
– Так‑то лучше, – сказал я. Потом указал на белую женщину. – Вы – встаньте и закройте все остальные шторки, пожалуйста.
– «Пожалуйста»? – сказала она, передразнивая меня, передразнивающего Гадеса. – Вы хотите сказать, «сделайте это, или я вас убью»?
Я не собирался вступать в споры.
– Я канадец, – сказал я; я по‑прежнему держал пистолет, но опустил руку. – Я не могу не сказать «пожалуйста».
Она застыла на мгновение, потом слегка пожала плечами, поднялась и пошла по салону, опуская шторки.
– Также закройте дверь в кабину.
Она подчинилась. Переднее панорамное окно больше не было видно из салона – что означало, что через него теперь не было видно нас.
– Спасибо, – сказал я. – Теперь займите своё место.
С другой стороны шлюза послышался стук – кто‑то пытался заставить нас его открыть. Я его проигнорировал и вместо этого переместился к панели связи рядом с дверью шлюзовой камеры. На ней был двадцатисантиметровый экран видеофона.
На экране появилась привлекательная темноглазая брюнетка.
– Транспортный контроль Хевисайда лунобусу‑четыре, – сказала она. – Что случилось? У вас поломка шлюзовой камеры? Пробоина в корпусе?
– Хевисайд, это лунобус‑четыре, – сказал я в камеру. – Говорит Джейкоб Салливан. Со мной ещё три человека, в том числе Брайан Гадес, так что делайте в точности, как я скажу. Не пытайтесь войти в лунобус. Я знаком с принципами его работы; спросите Квентина Эшберна, он подтвердит. Если я не получу того, что мне нужно, я открою топливный бак. Моногидразин из него сублимирует в облако взрывчатого пара, и я запущу маршевый двигатель и подожгу его. Взрыв уничтожит половину Верхнего Эдема.
Глаза брюнетки округлились.
– И вас также, – сказала она. – Вы ведь тоже умрёте.
– Я уже мёртв! – крикнул я. Чёрт, я пытался сохранять спокойствие, но молотки у меня в голове стучали всё сильнее. – Я – кожура, сброшенная кожа. У меня ни личности, ни документов. – Я сделал глубокий вдох, потом сглотнул. – Мне нечего терять.
– Мистер Салливан…
– Нет. И больше никаких разговором. Я не хочу вести переговоры с диспетчером. Найдите мне кого‑нибудь, у кого есть полномочия договариваться. Пока же… – Я ткнул пальцем в кнопку «выкл».
Хотел бы я, чтобы был способ обойтись без привлечения других людей. Но его не было. Они могли эвакуировать Верхний Эдем или найти какой‑то способ запустить лунобус удалённо. Я хотел, чтобы на кону стояло больше, чем куча оборудования, неважно, насколько дорогостоящего.
– Теперь, – сказал я, глядя на двух женщин и Гадеса, – можно познакомиться. Меня зовут Джейкоб Салливан, я из Торонто. Я скопировал своё сознание в исусственное тело, потому что был смертельно болен. Но сейчас меня вылечили, и я хочу вернуться домой – таково моё требование. Я искренне не хочу причинять вреда никому из вас. – Я сделал жест в сторону женщины‑азиатки, специально проверив, что делаюэто пустой левой рукой, а не правой, в которой держу пистолет. – Теперь вы.