Тогда, в 2009, официальные участники программы SETI организовали группу новостей в интернете для того, чтобы делиться своими догадками относительно смысла различных частей того самого первого послания инопланетян. Ходили слухи, что ватиканские астрономы тоже день и ночь трудятся, пытаясь расшифровать послание, так же, как и, предположительно, спецкоманда в Пентагоне. Наряду с ними это пытались сделать и сотни тысяч любителей.
Помимо символическо‑математических вещей, во многих частях инопланетного послания, как выяснилось, содержались битовые диаграммы; исследователь из Калькутты первым догадался об этом. Вскорости кто‑то из Токио сообщил, что многие из этих диаграмм на самом деле были кадрами коротких мультипликационных фильмов. Новый символ в конце каждого из таких фильмов обозначал, по‑видимому, слово, которое в последующем использовалось для обозначения иллюстрируемой концепции – «увеличение», «притяжение» и так далее.
Послание также содержало много сведений о ДНК – а в том, что это ДНК, сомнений не было, поскольку была приведена её специфическая химическая формула. По‑видимому, она была молекулой наследственности и на Сигме Дракона II – что немедленно оживило старые споры о панспермии, теории о том, что жизнь на Земле развилась из микроорганизмов, занесённых из дальнего космоса. Драконианцы, говорили некоторые – это наши далёкие родственники.
Послание также содержало дискуссию о хромосомах, хотя потребовался профессиональный биолог – так получилось, что из Пекина – чтобы догадаться, о чём идёт речь, потому что хромосомы были показаны в виде колец, а не длинных нитей.
Как узнала Сара, кольцеобразные хромосомы имеют бактерии, благодаря чему они практически бессмертны – способны делиться неограниченное число раз. Инновация, которая привела к разрыву колец и созданию хромосом‑нитей, сформировала также, по крайней мере, на Земле, теломеры – защитные концевые структуры, которые уменьшаются с каждым делением клетки, ведя к её запрограммированной смерти. Никто не мог сказать, то ли у самих отправителей сообщения хромосомы кольцеобразны, то ли они хотели изобразить базовое или наиболее распространённое их устройство. На Земле, в терминах биомассы и количества отдельных организмов хромосом‑колец было на много порядков больше, чем хромосом‑нитей.
Когда эта часть головоломки была решена, множество людей практически одновременно опубликовали догадку о том, что последующий набор символов описывает различные стадии жизни: раздельные гаметы, оплодотворение, дородовый рост, рождение, послеродовый рост, половое созревание, окончание репродуктивного периода, старость, смерть.
Масса интереснейшего материала, но весь он, казалось, был прологом, просто уроком языка, нарабатыванием словарного запаса. По сути, за исключением той вдохновляющей фразы‑примера о том, что «хорошо» много лучше «плохо», в нём не сообщалось ничего существенного.
Но оставалась ещё основная часть сообщения: собственно его тело, мешанина символов и концепций, определённых ранее, каждая из которых сопровождалась несколькими числами. Никто не мог увидеть в ней никакого смысла.
Прорыв случился воскресным вечером. В семействе Галифаксов воскресные вечера были вечерами скрэббла, поэтому Дон и Сара сидели по разные стороны обеденного стола, а на столе между ними стояла модная крутящаяся доска, которую Сара подарила Дону на Рождество много лет назад.
Сара даже близко не любила эту игру так, как обожал её Дон, но играла в неё, чтобы доставить ему удовольствие. Он же, в отличие от неё, не испытывал большой симпатии к бриджу – да и, что греха таить, к Джулии и Хауи Фейнам, которые жили дальше по их улице – но раз в неделю исправно ходил с Сарой к ним играть.
Они уже завершали матч; в мешке‑кисете осталось меньше дюжины фишек. Дон, как всегда, выигрывал. Он уже однажды сделал бинго – на скрэббловском жаргоне так называлась выкладка всех семи фишек за один ход – построив невероятное «wanderous» вокруг ранее выложенного «de», одной из многих двухбуквенных комбинаций, которые в скрэббле считались словами, но которые Сара, прожив на свете сорок восемь лет, ни разу нигде не видела использованной в качестве полноценного слова. Дон был экспертом в том, что она называла «скрэбблянством»: он запоминал бесконечные списки редких слов, не утруждая себя выяснением их значения. Она уже давно бросила подвергать сомнению те комбинации букв, что он выкладывал. Они всегда оказывались в «Официальном словаре игрока в скрэббл», даже если в уважаемом «Канадском Оксфордском словаре» их не было. Было и так довольно обидно, когда он, вот как сейчас, выкладывал что‑нибудь вроде «muzjik», слово с «Z» и «J» одновременно, но сделать это, когда набранные очки утраиваются, да ещё и…
Внезапно Сара вскочила на ноги.
– Что? – возмущённо спросил Дон. – Это слово !
– Это не просто символ, это его позиция! – Она кинулась вон из столовой, через кухню в гостиную.
– Что? – спросил он, поднимаясь, чтобы идти за ней.
– Сообщение! Та часть, в которой не было смысла! – сказала она на ходу. – Остальная часть сообщения определяет… пространство идей , а числа – это координаты, в которые символы нужно поместить. Они располагают концепции внутри своего рода трёхмерного массива… – Она сбежала по ступеням в подвал, где они тогда держали семейный компьютер. Дон последовал за ней.
Шестнадцатилетний Карл сидел перед громоздким CRT‑монитором с наушниками на голове и играл в одну из тех проклятых стрелялок, которые очень не нравились Дону. Десятилетняя Эмили тем временем смотрела по телевизору «Отчаянных домохозяек».