Дон обожал обсуждать политику, но воздерживался от неё в разговорах с людьми, с которыми только что познакомился. Однако приближались провинциальные выборы, а поскольку она из Британской Колумбии, то вряд ли у неё успели сформироваться политические предпочтения о том, что делается здесь, в Онтарио; вероятно, эта тема вполне безопасна.
– Кто, по‑вашему, победит в эту пятницу? – спросил Дон.
– Я всегда голосую за НДП, – сказала она.
Это вызвало у него улыбку. Он вспомнил собственные социалистические симпатии студенческих лет. Однако его впечатлило то, что Ленора разбирается в текущей политической ситуации. А если копнуть историю?
– Любимый премьер? Думаю, что Малруни.
Дона не на шутку бесил ревизионистский вариант истории, ставший популярным в последнее время.
– Послушайте, – сказал он, – я помню времена, когда Брайан Малруни был премьером, и он…
Он оборвал себя, увидев, как удивлённо она уставилась на него.
– То есть, – поправился он, – я помню, как читал о временах, когда Брайан Малруни был премьером, и он был ещё беспомощнее Кретьена…
И всё же, почему он скрывает свой истинный возраст? Он ведь всё равно не сможет держать это в тайне вечно. Люди рано или поздно узнают – в том числе люди с факультета астрономии, а он с ними не заключал никаких договоров о неразглашении. Кроме того, Леноре, наверное, будет страшно интересно услышать рассказ о его встрече с Коди Мак‑Гэвином, который, вообще‑то, является практически святым‑покровителем программы SETI. Но как только он вспоминал частичный успех терапии, чувство вины начинало терзать его изнутри, словно проглоченное стекло, и…
– Ладно, – сказала Ленора, – давайте посмотрим, из какого вы теста.
Он в полнейшем недоумении уставился на неё; она рылась в сумочке. Через секунду он выудила из неё свой датакомм и положила его на стол между ними. Потом нажала несколько кнопок, и над деревянной столешницей возникла голографическая доска для игры в скрэббл.
– Вау! – восхищённо сказал Дон. Хотя у него собралась приличная коллекция досок для скрэббла – складные, магнитные, на липучках, специализированные электронные устройства, даже миниатюрные в виде брелока для ключей – он в жизни не видел такого… такого небоверха .
– Ну ладно, мистер Qoph, – сказала Ленора. – Сыграем.
Летний вечер, 2009 год.
– Дорогой, я дома! – крикнула Сара от дверей.
Дон вышел из кухни, пересёк гостиную и встал над спуском к входной двери из шести ступенек.
– Как всё продвигается? – спросил он.
Всё – это Первая сессия международного сотрудничества по Ответу на послание с Сигмы Дракона, трёхдневный марафон, устроенный Университетом Торонто под председательством самой Сары, на который слетелись специалисты по SETI со всего мира.
– Изнурительно, – сказала Сара, отодвигая в сторону зеркальную дверцу шкафа и вешая в него плащ; апрель в Торонто – самый дождливый месяц. – Много спорных вопросов. Но оно того стоит.
– Рад слышать, – сказал он. – Кстати, я поставил жаркое в духовку. Будет готово минут через двадцать.
Входная дверь снова открылась, и вошёл Карл, промокший и заляпанный грязью.
– Привет, мам, – сказал он. – Как конференция?
– Нормально. Я как раз папе рассказывала.
– Ужин через двадцать минут, Карл, – сказал Дон.
– Здорово. Пойду умоюсь. – Карл стянул с ног мокрые башмаки, не нагибаясь и не развязывая шнурков. Не снимая промокшего пиджака, он стремглав кинулся вверх по ступеням, протиснувшись мимо Дона.
– Так что там сегодня было‑то? – спросил Дон.
Сара поднялась в гостиную, и они поцеловались.
– Мы начали с составления списка известных неавторизованных ответов, уже отосланных на Сигму Дракона.
– Например?
– Ну, есть группа, которая утверждает, что ей удалось перевести начало Книги Бытия на символический язык драконианцев.
– Господи Иисусе! – сказал Дон.
– Нет, – ответила она, – он появляется только в сиквелах. А другая группа послала библиотеку оцифрованных произведений исламского искусства. Кто‑то ещё говорил, что послал список личных номеров всех американских солдат, погибших в Ираке. Другой послал вступительную анкету «Менсы». Писал, что, мол, вместо того, чтобы нам беспокоиться, пройдём ли мы тест инопланетян, пусть лучше они беспокоятся, пройдут ли они наш; может, они недостаточно хороши для нашего клуба.
– Ха, – сказал Дон.
– И ещё множество музыкальных передач. – Сара опустилась на диван и вытянулась на нём. Он жестом попросил её поджать ноги, чтобы он мог присесть. Потом она положила ноги ему на колени, и он начал их массировать.
– Ммммммм , – сказала она. – Как же здорово. Кстати, был Фрэйзер Ганн – помнишь его? Доказывал, что посылка музыки – большая ошибка.
– Почему? – спросил Дон. – Боится, что правообладатели засудят?
– Нет, нет. Но, по его словам, единственное, чем мы можем торговать с инопланетянами – это наша культура, единственное, что кому‑либо может быть интересно получить от чужой цивилизации. И если мы отдадим за просто так лучшее, что у нас есть – Баха, Бетховена, Битлов – то не сможем предложить ничего стоящего, когда они скажут: эй, а что у вас есть в обмен на наши шедевры?
Дон знал всё подметании дна культурных закромов. Он был фанатом DVD – больше коллекционером, чем потребителем. Он был в восторге от того, что все великие телешоу его детства теперь доступны на DVD, и он скупал их все в подарочных изданиях: «Thunderbirds», «All in the Family», «M*A*S*H», «Roots», «Kolchak», «The Night Stalker», и, конечно же, оригинальный «Звёздный путь». Но когда он в последний раз заходил во «Фьючер‑шоп», то в отделе новинок нашёл лишь старое барахло типа «Sugar Time!», ситкома семидесятых годов с Барби Бентон в главной роли, и «The Ropers», спин‑оффа «Three’s Company», единственное достоинство которого состояло в том, что рядом с ним прототип уже не казался худшим телешоу всех времён. Студии исчерпали свои запасники с ужасающей скоростью, и теперь отчаянно искали хоть что‑нибудь ещё, что можно бы было пустить в продажу.