Ему понадобилось существенное время, чтобы опустошить мочевой пузырь, что, по‑видимому, было к лучшему: он успел малость успокоиться. Господи Боже, ну почему он вечно не способен удержать язык за зубами? Можно себе представить, о чём они сейчас говорят в своей чёртовой «уют‑компании».
«Ленора, этот твой дружок какой‑то…» – и тут Макото ввернёт словечко, которое у нынешних детей вместо «дёрганый» или «чокнутый».
Нынешних детей. В писсуаре автоматически запустился смыв, когда он развернулся и подошёл к раковине. Он вымыл руки, избегая смотреть в зеркало, а потом поднялся по лестнице обратно в зал.
Когда он уселся, Ленора пристально посмотрела на Макото.
– Слушай, друг, – сказал Макото, – я… был неправ. Прошу прощения. Я не знал, что ты её внук.
– Ага, – сказала Филис. – Извини нас.
Он не смог заставить себя ничего сказать, лишь кивнул.
Потом разговор продолжился, хотя Дон в нём практически не участвовал, и было съедено ещё много куриных крылышек; первобытный процесс отрывания зубами мяса от костей странным образом помог ему успокоиться. Наконец, принесли счёт. Заплатив свою долю, Макото сказал:
– Пора бежать. – Потом посмотрел на Дона. – Рад знакомству.
Дон сумел ответить ровным голосом:
– Я тоже.
– Мне тоже уже пора, – сказала Филлис. – Завтра с утра встреча с научруком. Галина, ты идёшь?
– Ага, – ответила Галина – единственной слово, которое Дон услышал от неё за весь вечер.
Когда они остались одни, он посмотрел на Ленору.
– Простите, – сказал он.
Она вскинула свои рыжие брови.
– За что? За то, что вы вступились за бабушку, которая не может сама за себя постоять? Вы хороший человек, Дональд Галифакс.
– Я ведь наверняка испортил вам вечер. Простите, что не понравился вашим друзьям, и…
– О, вовсе нет. Ну, разве что Макото. Но пока вы ходили вниз, Филлис сказала, что вы очень галантны.
Он едва успел подхватить падающую челюсть. «Галантный» – не то слово, что ожидаешь услышать от двадцатипятилетней женщины.
– Полагаю, мне уже тоже пора идти, – сказал он.
– Ага, – сказала она. – И мне.
Они двинулись к выходу; Дон нёс в руках два больших пластиковых пакета с бумагами. К его удивлению, на улице было темно; он и не думал, что они просидели в пабе так долго.
– Ну, – сказал он, – было весело, спасибо, но…
Ленора, похоже, тоже была удивлена наступившей темнотой.
– Проводите меня до дома? – спросила она. – Это всего в паре кварталов, но район не сказать, что совсем спокойный.
Дон взглянул на часы.
– Э‑э… конечно. Разумеется.
Она взяла один из пакетов, и они пошли по улице под жизнерадостную болтовню Леноры. Было по‑прежнему жарко и душно, когда они подошли к Эвклид‑авеню, трёхполосной улочке, застроенной древними облупившимися домами. Двое здоровых парней прошли мимо. У одного из них, с поблёскивающей в свете фонарей бритой макушкой, была анимированная татуировка Мрачного Жнеца на бугрящемся правом бицепсе. У другого на лице и руках были лазерные шрамы, которые легко удалялись; он, вероятно, носил их как знаки отличия. Ленора опустила взгляд на потрескавшийся и разбитый тротуар, и Дон последовал её примеру.
– Ну вот, – сказала она примерно через сотню метров. – Пришли.
Они стояли перед ветхим домом с мансардой.
– Неплохое местечко, – сказал он.
Она рассмеялась.
– Трущоба. Но зато дёшево. – Она помолчала, и её лицо посерьёзнело. – Поглядите на себя! Вы весь взмокли, а вам ещё обратно переться до подземки. Заходите. Я дам вам с собой банку диетической колы.
Они вошли в дом; какое‑то животное – возможно, енот – проворно убралось с дороги. Ленора открыла боковую дверь и свела его вниз по лестнице.
Он приготовился к тому, что в квартире будет царить бардак – вспомнились собственные студенческие годы. Но её жилище оказалось чисто прибранным, хотя мебель была разношёрстная, по‑видимому, приобретённая на гаражных распродажах.
– Очень мило, – сказал Дон. – Это…
Её губы вдруг впились в его. Он почувствовал, как её язык прижимается к его губам. Его рот открылся, а пенис моментально затвердел. Внезапно её руки оказались на молнии его шортов и – О Боже! – она уже на коленях, ласкает его губами… но лишь в течение нескольких восхитительных секунд. Она поднялась на ноги, взяла его за руки и, пятясь и похотливо улыбаясь ему, потянула его в спальню.
Он последовал за ней.
Дон ужасно боялся, что может кончить практически тут же – всё‑таки это было больше возбуждения и стимуляции, чем он видел за многие годы. Но старый друг не подвёл, и они с Ленорой кувыркались на постели, поочерёдно оказываясь сверху, пока он, в конце концов, не кончил.
Он немедленно снова принялся за работу и продолжал до тех пор, пока, наконец, её также не сотряс оргазм.
– Спасибо, – сказала она, улыбаясь ему; они лежали теперь рядом, лицом друг к другу.
Он легко погладил её по щеке кончиками пальцев.
– За что?
– За то, что не остановился, пока я…
Его брови вскинулись вверх.
– Конечно.
– Ты знаешь, далеко не каждый такой… заботливый.
Она была совершенно голая, и свет в комнате был включён. Он с восхищением отметил, что веснушки у неё по всему телу, и что лобковые волосы того же самого медного цвета, что и на голове. Нагота её, похоже, совершенно не стесняла. Теперь, когда всё закончилось, ему хотелось нырнуть под простыню. Но на краю простыни лежала она, так что он не смог бы накрыться, не привлекая к этому действию излишнего внимания. Однако ему было не по себе от того, как она рассматривала его, ероша волосы у него на груди.