А древние греки использовали для той же цели семь Плеяд в созвездии Тельца – сможете ли вы увидеть все семь? Впрочем, сегодня даже с нормальным зрением вы увидите только шесть Плеяд – седьмая за прошедшие тысячелетия померкла. Но тот факт, что даже у древних людей были способы проверки зрения доказывает, что слабое зрение – это явление не только современной эпохи.
Дэйл взглянул на присяжных, потом снова на канадского учёного.
– И всё же, доктор Смазерс, вопрос фокусировки, несомненно, не так уж важен. Однако общая конструкция глаза, её совершенство разве не доказывает существование божественного творца?
– Вовсе нет, – ответил Смазерс. – На самом деле конструкция глаза весьма неудачна. Ни один инженер не сконструировал бы его таким. Помните, я упоминал три основных компонента: хрусталик, сетчатку и оптический нерв? Так вот, было бы разумно и практично подвести оптический нерв к сетчатке сзади – чтобы оптический нерв не загораживал падающий с хрусталика на сетчатку свет.
Но это подсоединение выполнено совершенно по‑дебильному – простите, ваша честь – а именно – оптический нерв подводится к сетчатке спереди . Наше зрение было бы гораздо острее, если бы падающему от хрусталика свету не приходилось проходить через слои нервной ткани, чтобы добраться до сетчатки. Оно ещё более ухудшается от того факта, что поверх сетчатки располагается ещё и сеть кровеносных сосудов, питающих нервную ткань.
И, как будто этого ещё не достаточно, оптический нерв, чтобы добраться до мозга, проделывает дыру в сетчатке . Это она создаёт в каждом глазу эффект слепого пятна. Обычно мы и не подозреваем о его существовании, потому что мозг заполняет область, где отсутствует визуальная информация, экстраполированным изображением, но я уверен, что многие из присутствующих производили над собой нехитрые эксперименты, позволяющие продемонстрировать, что в центре вашего поля зрения зияет дыра. Ухудшение качества зрения, которое я упоминал ранее, плюс слепое пятно попросту не были бы нужны, если бы конструкция наших глаз была логичной, если бы нервные волокна подключались к светочуствительным клеткам сетчатки сзади, и не спереди.
Зиглер снова поднялась на ноги.
– Ваша честь, я вынуждена повторить возражение. Как это относится к делу?
– Суд недоумевает, мистер Райс, – сказала Прингл.
– Мне осталось совсем чуть‑чуть, и мы закончим с этим свидетелем, ваша честь.
– Хорошо, мистер Райс. Чуть‑чуть – но не больше.
– Спасибо. – Дэйл обратился к Смазерсу. – Вы говорили об ухудшении качества изображения вследствие неудачной конструкции человеческого глаза. Однако очевидно, профессор, что на самом деле вы говорили о том, что не понимаете мудрости Божьего замысла. В конце концов, мы до сих пор не в состоянии создать искусственный глаз. Возможно, такое вот «нелогичное» подсоединение требуется для чего‑то фундаментального, о чём мы пока не догадываемся?
– Ничего подобного. Это правда, что мы не можем создать искусственный глаз, но природа делает это постоянно. И поскольку природа действует методом проб и ошибок, иногда она ошибается, как в случае с нашими глазами, но иногда она делает всё правильно. Часто говорят, что глаза осьминогов и кальмаров очень похожи на наши, и это и правда так. Но их глаза эволюционировали совершенно независимо от наших, и они сконструированы правильно – вся нервная ткань находится позади сетчатки. Ни осьминогу, ни кальмару не приходится смотреть сквозь нервную ткань и кровеносные сосуды, и у них нет слепого пятна. Человеческий глаз – не доказательство божественного творения; наоборот, это одно из лучших доказательств эволюции.
– Дело «Калифорния против Хаска», протокол ведётся. Присяжные не присутствуют. Хорошо, мистер Райс, вы можете начинать.
– Ваша честь, я хотел бы выступить в поддержку двух ходатайств защиты, поданных миз Катаямой вчера.
– Продолжайте.
– Во‑первых, касательно нашего нового свидетеля…
– Мне не нравится, когда новые свидетели вводятся в процесс на столь позднем этапе, – сказала Прингл.
– Мне тоже. Но это особый случай. Свидетель – доктор Карла Эрнандес, которая ассистировала, когда Хаску делали операцию. Разумеется, она не была никак с ним связана, пока его не подстрелили, и поэтому не могла быть введена в процесс раньше.
– Ваша честь, – сказала Зиглер, – это дело об убийстве доктора Клетуса Колхауна. Всё, что случилось после, не имеет значения в рамках данного разбирательства.
– Показания доктора Эрнандес касаются событий, имевших место до убийства.
– Хорошо, – сказала Прингл. – Разрешаю.
– Спасибо, ваша честь. Теперь о моём ходатайстве о том, чтобы остальные тосоки были удалены из зала на время показаний доктора Эрнандес…
– Я могу понять это в отношении тосоков, находящихся в списке свидетелей, если то, что собирается сказать Эрнандес, может повлиять на их показания, однако это касается только Келкада, Станта, Геда и Доднаскака.
– Как указано в моей пояснительной записке, – сказал Дэйл, – в прямой зависимости от её показаний мне может понадобиться расширить список свидетелей.
– Хорошо, – сказала Прингл. – Я прикажу удалить их всех из зала, и я попрошу их избегать сообщений прессы о показаниях Эрнандес.
– Спасибо, ваша честь. Теперь, к ещё одной моей просьбе – чтобы сторонам процесса и жюри было позволено посетить звездолёт пришельцев.
Линда Зиглер развела руками, словно взывая к здравому смыслу.
– Обвинение решительно возражает против этой театральщины, ваша честь. Убийство имело место на Земле. Если бы мистер Райс предложил жюри посетить место преступления в Университете Южной Калифорнии, то обвинение могло бы поддержать такое ходатайство. Однако для чего везти присяжных на звездолёт? Только для того, чтобы произвести на них впечатление достижениями пришельцев?