Золотое руно (сборник) - Страница 502

502

– Правильный путь? – Старик был явно не в себе. Я должен бежать, скрыться, спрятаться…

– Когда вы решили стать журналистом вместо… палеонтолога?

– Точно я не вспомню, – ответил я. – Где‑то в течение последнего года в школе. Мне стало скучно; мне не хотелось становиться студентом на всю оставшуюся жизнь.

– Это было важное решение, – сказал он. – Я думал, вы его запомните лучше. – Папа улыбнулся. – Это было 22‑го апреля 1973 года, в 10:27 вечера. Именно тогда вселенная раскололась надвое. Вы порвали письмо с сообщением о принятии в Университет Торонто…

– Что вселенная сделала?

– Раскололась, стала двумя вселенными. Такое иногда случается. Видите ли, раньше считали, что каждый раз, когда кто‑то делает выбор, делает что‑то вместо чего‑то, то события развиваются по обеим линиям. Вселенная расщепляется миллионы раз в секунду, и каждая идёт дальше своим путём.

Я не понимал, о чём он говорит.

– Параллельные вселенные? – переспросил я; я вспомнил, что слышал такой термин в какой‑то полузабытой серии «Звёздного Пути». – Думаю, такое возможно…

– Это полная чушь. Такого не может быть. Не хватит материи, чтобы вселенная расщеплялась с такой скоростью. Любой дурак это поймёт. Нет, бо́льшая часть этих решений сглаживается в течение нескольких минут или дней – всё остаётся точно таким же, словно решение никогда и не принималось. Две вселенные сливаются снова, объём материи сохраняется, её структура прочна, и я ухожу с работы пораньше.

Его слова звучали напыщенно, хотя сам он так не выглядел. Разумеется, вполне возможно, что он всегда так говорит. В конце концов, за те одиннадцать с лишним месяцев, что я с ним знаком, мы не обменялись и дюжиной слов за раз.

– И что? – спросил я его.

– А то, что время от времени мироздание словно икает. Вселенные теряют контакт и продолжают двигаться дальше по отдельности. Этого допускать нельзя. Это ослабляет ткань бытия, так мне сказали. Мы должны возвращать ход событий на верный путь.

– О чём вы говорите?

– Вы когда‑нибудь слышали о Рональде Рейгане?

– Нет. Хотя… вы про актёра? Про того парня, что фотографировался с шимпанзе?

– Да, про него. Вселенная икнула почти сорок лет назад. Ему пришло в голову стать политиком, представляете? Я даже не буду вам рассказывать, как высоко он взобрался в правительстве США – вы всё равно мне не поверите. Потребовалась целая армия почтальонов, чтобы после этого вернуть всё на правильный путь.

– То есть вы хотите сказать, что я должен был стать палеонтологом, а не техническим писателем?

– Ага.

– Почему?

– Просто так оно должно было быть, вот и всё.

Голова у меня шла кругом. В этом не было никакого смысла.

– Но я не хочу быть палеонтологом. Я вполне счастлив, будучи журналистом. – Это была не вполне правда, и у меня возникло ощущение, что Иоанн Павел это знает, но предпочитает не заострять на этом внимание.

– Простите, – сказал он во второй раз.

Это было безумие. Но его голос был очень серьёзен, словно он сам верил в то, что говорил, и это заставляло меня нервничать.

– Но другие люди сами выбирают свою судьбу, – сказал я, наконец.

– Нет, – ответил он; внезапно он показался мне очень старым. – Нет, не выбирают. Им кажется, что выбирают, но на самом деле нет.

– То есть… то есть, мне суждено добиться каких‑то значительных успехов в палеонтологии? Чего‑то, что изменит порядок вещей? – Это было бы не так плохо, подумал я. Что‑то существенное, с чем будут считаться, что будут помнить после того, как я умру.

– Возможно, – ответил папа, и я в ту же секунду понял, что он лжёт.

– Но в любом случае мне уже поздновато возвращаться в университет, – сказал я, складывая руки на груди. – Ведь к тому времени, как я получу свой Ph.D. в области палеонтологии, я уже буду практически пенсионером.

– Вы получили свой Ph.D. Но не спрашивайте меня, какова была тема вашей диссертации. Я не знаю, как читается бо́льшая часть слов в её названии.

– Да нет же. Я получил степень бакалавра в области прикладных искусств на факультете журналистики Технического университета Райерсона. – Я уже многие годы не произносил этого с такой гордостью.

– Да. И это тоже. – Он снова взглянул на часы. – На данный момент.

Я не верил ни единому его слову, но решил подыграть пожилому человеку.

– Ну и как же тогда состоится этот обмен?

– Две вселенные соприкасаются уже сейчас. Мы лишь зашиваем разрыв между ними. Когда почтальоны доставят всё в нужные места, две вселенные автоматически сольются в одну.

– И как скоро это произойдёт?

– Скоро. Возможно, сегодня, если я закончу свою смену вовремя.

– И моё мнение никак не учитывается?

– Нет. Простите. – Судя по его голосу, он говорил искренне. – Ничьё мнение не играет никакой роли. А теперь прошу прощения, но мне правда необходимо вернуться к работе. – И с этими словами Епископ Рима поспешил к стеклянной двери.

Любомир Дудек, член Торонтского отделения Канадского союза почтовых работников, подошёл к последнему пункту своего маршрута, просторному дому с гаражом на две машины. Ему не хотелось заканчивать маршрут, не хотелось опускать свежий номер иезуитского журнала «Компас» в почтовый ящик человека, который сейчас, вследствие событий того рокового дня в 1973, стал самым известным в городе ортопедом, а не священником Общества Иисуса. Любо завидовал доктору, так же, как он завидовал Джейкобу Койну, журналисту, которому суждено превратиться в охотника за окаменелостями. С этого места они пойдут дальше, видя перед собой совсем другие перспективы.

502