Золотое руно (сборник) - Страница 60

– Другими словами, ложь .

– …предложенная альтернатива по крайней мере дала покой пострадавшим от радиации, дала им возможность прожить остаток жизни, не испытывая постоянной тревоги по поводу ужасной смерти, которая в конечном итоге их ждёт.

– Она же избавила владельца реактора от выплаты компенсаций.

– Побочный эффект. Изначальная цель была альтруистической.

Аарон фыркнул.

– Как ты об этом можешь судить? Люди имеют право знать, чтобы иметь возможность решать эти вещи самим.

– Ты в это веришь?

– Твёрдо верю.

– И ты считаешь, что это применимо к любой ситуации?

– Без исключения.

– Тогда скажи мне, Аарон, если ты веришь в это всем сердцем, то почему ты скрыл от своей приёмной матери тот факт, что её брат Дэвид растлевал тебя, когда ты был ребёнком?

Глаза Аарона метнулись к объективам моих камер. Впервые за всё время, что я его знаю, на его лице ясно отразилась боль.

– Ты не можешь об этом знать. Я не сказал ни единой душе.

– Но ты ведь не расстроен тем, что я узнал, нет? Ведь очевидно, что это моё право – знать то, что я желаю знать?

– Не это. Это личное, приватное. Это другое дело.

– Правда? Скажи мне, Аарон, где проходит граница? Полагаю, ты убеждён в том, что твои родители были не правы, скрывая от тебя факт твоего усыновления?

– Ещё бы. Это моё прошлое – и моё право на него.

– Понимаю. – Я сделал многозначительную паузу. – И ты продолжаешь на этом настаивать, несмотря на то, что твоя настоящая мать, Ева Оппенгейм, не была ни в малейшей степени счастлива видеть тебя. «Я не хотела, чтобы вы появились на свет», сказала она, – и тут я весьма правдоподобно озвучил воспоминания Аарона о ярости, прозвучавшей в голосе несчастной миз Оппенгейм, – «Проклятье, да как вы посмели прийти сюда? Какое вы имеете право вторгаться в мою жизнь? Если бы я хотела, чтобы вы знали, кто я такая, я бы вам сказала».

– Откуда ты это узнал? Я никогда не записывал эти слова.

– Какая разница, как я это узнал? Несомненно, тебе должен доставлять удовольствие сам факт того, что я это знаю. В конце концов, осведомлённость – это высшее благо, не так ли?

– Ты вторгаешься в мою личную жизнь.

– Только чтобы показать, что ты сам не живёшь по правилам, которые проповедуешь, Аарон. Взять твою интрижку с Кирстен Хоогенраад – которая, как ты решил, узнает о том, что ты еврей, лишь узрев твой обрезанный пенис. Она должна была оставаться тайной, не так ли? Что Диана не знает, не может ей навредить, ты ведь так рассуждал?

– Откуда ты знаешь, о чём я думал? Боже мой, ты что, умеешь… Ты можешь читать мысли?

– Почему это тебя беспокоит, Аарон? Знаниями должно делиться, ведь так? Мы все – одна большая счастливая семья.

Аарон покачал головой.

– Телепатия невозможна. Ты не мог прочитать мои мысли.

– Да? Рассказать тебе о других секретах твоего прошлого? Может быть, даже посвятить им выпуск новостей, чтобы все могли воспользоваться преимуществами, которые даёт знание? У тебя было сексуальное влечение к твоей сестре Ханне – что не так уж удивительно, учитывая тот факт, что вы с ней не состояли в биологическом родстве. Ты пробирался в её комнату, когда её не было дома, и мастурбировал на её кровати. Когда умер твой отец, ты пытался заплакать, но не смог. Ты считаешь себя свободным от предрассудков, но в глубине души ты ненавидишь французов, верно? Когда тебе было четырнадцать, ты как‑то раз пробрался в унитарианскую церковь Сандер‑Бей и взял деньги из коробки для пожертвований. Ты…

– Хватит! Хватит! – Он отвернулся. – Хватит.

– Но ведь всё это правда, разве нет, Аарон? А правда – это всегда хорошо. Правда не может никому навредить.

– Будь ты проклят.

– Просто ответь мне на несколько простых вопросов, Аарон. Ты скрыл от приёмной матери, что её брат Дэвид – педофил. Ещё до нашего отлёта у твоей сестры, Ханны, родился мальчик, твой племянник, Хоуи. Когда‑нибудь Ханна оставит своего сына наедине с дядей Дэвидом – в конце концов, никто, кроме тебя, не знает о его проблеме. Вопрос: верно ли было твоё решение сохранить это в тайне?

– Это не так просто. Моей матери было бы больно, если бы она узнала. Это…

– Это однобитный вопрос, Аарон. На него надо ответить «да» или «нет». Верно ли было твоё решение сохранить это в тайне?

– Господи, это было восемнадцать лет назад…

– Верно ли было ли твоё решение?

– Нет. Чёрт. Довольно. Нет, не было. Я должен был что‑то сказать, но, Господи, как девятилетний ребёнок мог принимать во внимание такие далёкие последствия? Мне тогда и в голову не приходило, что у моей сестры когда‑нибудь будут дети, и что Дэвид по‑прежнему будет рядом.

– А как насчёт решения вырвать из Евы Оппенгейм тайну причины твоего усыновления? Эта несчастная женщина – она провела два десятилетия, пытаясь заново наладить свою жизнь после того, как её изнасиловал её собственный отец. И тут как снег на голову сваливаешься ты и бередишь старые раны. Была ли она счастлива увидеть своего давно потерянного сына?

Голос Аарона был почти неслышим.

– Нет.

– А ты? Стал ли ты счастливее от того, что узнал тайну своего происхождения?

Ещё тише:

– Нет.

– Итак: верно ли было твоё решение сохранить это в тайне?

Аарон нащупал своё вельветовое кресло, свалился в него. Вздохнул.

– Нет.

– И, наконец, разрушение твоего брака с Дианой. Ты держал свои отношения с Кирстен в секрете. Но как Памела Торгуд сказала на дознании, Диана всё равно о них узнала и была потрясена, унижена на глазах у всех остальных. Оставим в стороне вопрос о том, стоило ли тебе вообще заводить эти отношения, ответь лишь на вопрос: было ли верным твоё решение сохранить их в тайне?