Золотое руно (сборник) - Страница 94

– Мистер Джиллетт, вы весьма торопились покинуть здание сегодня утром, – она по‑прежнему сидела в кресле на колёсиках за столом в форме почки. Джиллетт занял место напротив.

– Да, как я и сказал, у меня была встреча. – Он посмотрел ей в глаза и добавил: – Важная встреча.

– Мне очень жаль, – сказала Сьюзан тоном, который, как она надеялась, даст понять, что это не так; она до сих пор была зла на этого клоуна. – И всё же позвольте задать вам несколько вопросов. Вы можете сказать, что вы делали в больнице?

– Я навещал друга, моего партнёра по юридической фирме. Он вчера попал в аварию.

– И где вы были в момент, когда погас свет?

– В коридоре. Я только что вышел из палаты моего друга.

– И скажите, мистер Джиллет, не испытывали ли вы чего‑либо необычного начиная с 11:06 сегодня утром?

– Испытывал, – сказал он. – Агент Секретной Службы наставляла на меня пистолет.

Сьюзан поневоле восхитилась его дерзостью. Она позволила себе лёгкую улыбку.

– Я имею ввиду, помимо этого.

– Нет.

– Никаких необычных мыслей?

Джиллетт прищурился.

– О чём вы говорите?

– Именно об этом: какие‑нибудь неожиданные видения, или воспоминания, или… ?

– Это очень странный вопрос, – сказал Джиллетт.

– Да, это так, – ответила Сьюзан. – У вас есть на него очень странный ответ?

Джиллетт развёл руками.

– Что вы хотите, чтобы я сказал?

– Ну, в здании находится президент Джеррисон, и…

– Да, я знаю.

Сьюзан пропустила было эту фразу мимо ушей; в конце концов, в больнице множество телевизоров и сотни смартфонов, с помощью которых можно получать новости, не говоря уж о докторах и медсёстрах, сплетничающих о происходящем. Но что‑то в тоне, с которым Джиллетт произнёс «Я знаю» остановило её.

– Откуда? – спросила она. – Откуда вы это узнали?

Он выглядел так, будто в нём происходит какая‑то внутренняя борьба – пытался решить, как многим он может поделиться. Она снова спросила:

– Как именно вы об этом узнали?

Наконец, Джиллетт кивнул.

– Ладно, хорошо. Вы упомянули видения. В общем, было такое – я словно бы в коридоре, и президента везут в хирургию. Я был… у меня был пистолет, но я вам клянусь, мисс Доусон, я не имею никакого отношения к тому, что случилось с президентом. Там ещё были два человека на каталках, пожилой мужчина и женщина помоложе, и ещё медсестра – простите, очень фигуристая медсестра – и…

Сьюзан на мгновение задумалась. С двумя пациентами в коридоре был охранник; она уже узнала, что у этих двоих была запланирована операция по пересадке почки, и охранника вызвали на случай, если они начнут возмущаться тем, что их выпнули из операционной, чтобы освободить её для Старателя. Она заглянула в свои записи в поисках имени охранника.

– Иван Тарасов – вам это имя что‑нибудь говорит?

– Да, – сказал Джиллетт. Потом, оживлённо: – Да! Не знаю, откуда, но я знаю о нём всё. Он работает здесь охранником четыре года, у него жена Салли и трёхлетняя дочь Таня.

Сьюзан задала ему ещё несколько вопросов, чтобы удостовериться, что он связан с Тарасовым. Когда она закончила, Джилетт спросил:

– Так что, теперь я могу покинуть больницу?

– Нет, – ответила Сьюзан. – Простите, но вам придётся здесь задержаться.

– Послушайте, если вы не собираетесь предъявить мне обвинение…

– Мистер Джиллетт, – резко оборвала его Сьюзан, – Я не обязана предъявлять вам обвинение в чём бы то ни было . Это дело касается национальной безопасности. Поэтому вы будете делать то, что я вам скажу.

Эрик Редекоп шёл по вестибюлю больницы и больше всего на свете хотел оказаться дома. Он был измотан и…

И, будь оно проклято, продолжал читать воспоминания Дженис Фалькони. Он этого не хотел. Совершенно не хотел. Да, ему льстило – и стало приятной неожиданностью – что она находит его привлекательным. Но он чувствовал себя словно подглядывающим за ней, за её жизнью, словно какой‑то извращенец . То, что они оба работали в больнице, ещё больше ухудшало дело: здесь так многое оказывалось триггером для обращения к её воспоминаниям. Вот эта краска на стене коридора: он никогда раньше толком её не замечал, но она много раз останавливалась и рассматривала её. Конечно: он ведь знает, что у неё душа художника. А вот этот санитар, что идёт навстречу, имени которого он никогда не знал – это Скотт Эдвардс, который всё время старался попасться Джен на глаза.

Ему не нужно было знать всё это. Ему не нужно было знать даже часть. Но он знал всё : на каждый вопрос, о котором он задумывался, ответ моментально появлялся у него в голове. Сколько она зарабатывает, когда и где она потеряла девственность и – о Господи – что она чувствует во время менструальных спазмов. Он не задумывался об этом – какой мужчина задумывается? – однако вид настенного календаря вон там вызвал в памяти информацию о том, что её период только что завершился и это привело к воспоминанию о болях.

Он пытался не думать ни о чём слишком интимном, но это оказалось невозможно. Когда он приказывал себе не интересоваться её сексуальной жизнью, это имело такой же эффект, как интересоваться её сексуальной жизнью: немедленно вызвало воспоминания о ней и её муже Тони и…

Проклятье.

Тони, проталкивающийся в неё, хотя она ещё сухая…

И его неспособность удержаться от практически немедленной эякуляции.

И то, как он скатывается с неё, и укладывается набок, полностью игнорируя её после акта, оставляя её печальной, разобиженной и неудовлетворённой, и…

Чёрт, чёрт, чёрт! Он не хочет знать ничего из этого, и…