– Оставь людскую психологию людям.
Ой!
Он выбрался из вагончика, и я сразу же увёл его к месту следующего задания: подобрать ботаника и его возлюбленную и отвести их в сосновый лес.
Аарон потянулся. Широкие полосы газонов разделяли этот «спальный» уровень на блоки квартирных модулей. На лужайке сейчас было 319 человек – кто‑то куда‑то шёл, кто‑то совершал утреннюю пробежку, четверо перебрасывались «летающей тарелкой», большинство остальных просто лежали, впитывая кожей свет дуговых ламп, установленных высоко под потолком.
Аарон неспешно зашагал по травянистой тропинке, шаркая ногами и засунув руки в карманы. Он ходил этим маршрутом столько раз за прошедшие два года, что знал каждый изгиб тропы, каждую выбоину в дёрне, даже не глядя под ноги. Запрограммирован, сказал бы я; вторая натура, сказал бы он.
Уже подходя к квартире Ди, он заметил одну из моих камер наблюдения, торчащую на суставчатой штанге из центра клумбы с яркими жёлтыми подсолнухами.
– ЯЗОН, – сказал он, – ты упоминал на дознании, что у Ди не было близких родственников на борту «Арго». Это правда?
Аарон никогда раньше не повергал мои слова сомнению, так что вопрос немного меня удивил.
– Да. Ну, в любом практическом смысле. Погоди секунду. Нашёл. Её ближайший родственник на борту – Тэрасита Идэко, мужчина, двадцати шести лет, на момент отлёта с Земли – подающий надежды студент факультета журналистики.
Аарон засмеялся.
– Родственник наверняка не особо близкий – с таким‑то именем.
Я быстро накопал восемь примеров пар людей на борту, состоящих в сравнительно близком родстве, но носящих имена, относящиеся к неродственным этносам. Однако к тому времени, как был сформулирован ответ, я сообразил, что Аарон просто пошутил. Жаль – список получился интересный.
– Нет, – ответил я; задержка, вызванная подготовкой нового ответа, казалась мне совершенно непростительной, однако Аарон её вообще не заметил. – Их генетический материал пересекается лишь в одной 512‑й части.
– Мне казалось, что среди десяти тысяч людей должен бы найтись кто‑то более близкий. – Я снова запустил поиск по базе данных персонала, в этот раз, чтобы подсчитать среднюю степень родства между любыми двумя людьми на борту, однако опять остановил себя прежде, чем начал отвечать. К этому я не хотел привлекать ничьего внимания. Так что я позволил Аарону считать, что я воспринял его комментарий как риторический и ответа не требующий.
Он снова зашагал вперёд, но застыл, как вкопанный, подойдя ко входу в квартиру Ди. Рядом с двустворчатой дверью была приклеена полоска пластиковой ленты с вытисненной на ней надписью: ДИАНА ЧАНДЛЕР. Под ней я заметил следы клея там, где раньше была вторая полоска. Сделав наезд на это место своей камерой среди подсолнухов, при восьмидесятипятикратном увеличении я смог даже прочитать имя, в которое складывались свободные от остатков клея участки: ААРОН Д. РОССМАН.
– Быстро же она убрала моё имя, – с горечью в голосе произнёс он.
– Две недели прошло.
Аарон ничего на это не сказал, и через мгновение я сдвинул дверные панели; их пневматика издала печальный вздох, который, я знал, готов был издать сейчас и сам Аарон. Внутреннее освещение уже горело, потому что эта квартира, так же, как и та, в которой Аарон жил сейчас, была заполнена всяческими растениями. Я связываю степень испытываемой человеком ностальгии с количеством растений, которые он или она выращивает. Ди и Аарон оба находились в верхней части спектра, но ни в коем случае не были рекордсменами. Некоторые, как, к примеру, инженер И‑Шинь Чан, жили в настоящем лесу.
Аарон начал медленно обходить квартиру. Ди увешивала стены голографиями своих древностей в рамках. Она не слишком огорчалась тому, что бо́льшую часть своей коллекции ей пришлось оставить на Земле. «В конце концов, – сказала она как‑то в своей обычной словоохотливой манере, которую многие находили милой, но я считал непродуктивной, – даже мои новые вещи станут древностями, когда мы вернемся назад.
В комнате было чисто, все вещи на своих местах. Я сравнил это с изображением той же самой квартиры в те времена, когда Диана и Аарон жили здесь вместе: его одежда разбросана где попало, на столе грязная посуда, кристаллы памяти в самых неожиданных местах. Одной из немногих причин, из‑за которых они на моей памяти ругались, была привычка Аарона разводить бардак.
Аарон тем временем подошёл к цветущей гвоздике. Она стояла в блюмаунтиновской вазе, одной из немногих древностей Дианиной коллекции, которую она взяла с собой. Склонившись над ней, Аарон взял алый цветок в ладонь и подтянул поближе, чтобы вдохнуть запах. В этой комнате у меня не было органов обоняния помимо простейшего детектора дыма, но я ознакомился с химическим составом гвоздичной пыльцы и попытался вообразить, на что может быть похож этот запах. Аарон определённо находил аромат приятным, поскольку простоял там, вдыхая его, семь секунд. Но потом его мысли, по‑видимому, приняли иное направление. Он выпрямился и, погружённый в раздумья, сжал руку кулак. Через пять секунд, осознав, что делает, он разжал его и оглядел раздавленные лепестки. Прошептал едва слышно:
– Чёрт…
Он двинулся дальше. Подойдя к двери в спальню, он остановился, но не попросил меня её открыть. Я, конечно, знал, почему он медлит. Несмотря на отсутствие полоски с его именем у входной двери, если Ди нашла кого‑то другого после того, как они с Аароном расстались, то свидетельство этому найдётся за этой вот коричневой дверной панелью. Пока он не заглянул в спальню, он может раздувать угольки сомнений насчёт причин смерти Дианы. Если она по‑прежнему была одна, всё ещё переживая распад их брака, то Аарону ничего не остаётся, кроме как принять предположение, проталкиваемое в него сквозь его стиснутые зубы и отгородившийся разум Памелой, Горловым и Кирстен, о том, что Ди покончила с собой от отчаяния – что он, прежде её радость, а потом – её печаль, стал катализатором, побудившим её броситься под дождь заряженных частиц. Но если, если она нашла утешение в руках другого мужчины – а из 5017 мужчин на борту многие нашли бы Диану желанной, потому что разве не была она привлекательна и дружелюбна, и весела, и страстна? – то тогда, что бы ни толкнуло её на край – толкнуло за край – это будет не из‑за него. Не ему жить с этим бременем. Не ему чувствовать себя виноватым и сражаться с этим чувством в ночных кошмарах всю оставшуюся жизнь.