Золотое руно (сборник) - Страница 13

Он слегка повернулся, словно собираясь пройти мимо спальни, но едва он это сделал, я откатил её дверь в сторону. Звук сработавшей пневматики заставил его сердце подпрыгнуть. Прядь его песочного цвета волос упала на лоб от прохладного дуновения из комнаты, с которой у него было связано столько воспоминаний – сперва страстных, после тёплых и уютных, а ещё позднее – безразличных. Он стоял в своей характерной стойке, с руками, засунутыми глубоко в карманы, стоял на пороге – на том самом пороге, через который он её перенёс, хохочущую и хихикающую, два года назад. Комната была такой же чистой и прибранной, как звёздное небо зимней ночью, каждая вещь – подушка, щётка для волос, ручное зеркало, палочка дезодоранта, шлёпанцы – на своём месте, так же как льдистые огоньки на небе всегда образуют один и тот же узор. Чистота и порядок резко контрастировали с захламленным видом этой комнаты в то время, когда здесь обитал Аарон, однако, я уверен, не это его беспокоило. Его глаза осмотрели бюро и спинку кровати и ночной столик, но он узнавал каждый предмет, что видел. Не было никаких признаков того, что кто‑либо кроме Дианы бывал здесь с тех пор, как двенадцать дней назад он увёз отсюда свои вещи. Его лицо немного вытянулось, и я знал, что те тлеющие огоньки сомнения – его единственная надежда на избавление – гасли у него в душе.

Он развернулся спиной к спальне, к своему прошлому, снова вышел в гостиную, плюхнулся в чашеобразное кресло и уставился в пространство…

…оставив меня раздумывать о том, что мне делать дальше. Библиотечный поиск установил, что после потери близкого человека люди больше всего нуждаются в том, чтобы с кем‑нибудь поговорить. Я не хотел разрушать жизнь этого человека больше, чем это необходимо для того, чтобы отвести от себя подозрения, и поэтому неуверенно произнёс:

– Аарон, может быть, ты хочешь поговорить?

Он растерянно поднял голову.

– Что?

– Ты не хочешь выговориться?

Он молчал двадцать две секунды. Наконец, тихим шёпотом:

– Если бы я мог пережить всё заново, я отказался бы от участия в экспедиции.

Это было совсем не то, что я ожидал от него услышать. Я ответил, постаравшись придать голосу легкомысленности:

– Отказаться от участия в первой экспедиции к экзопланете? Аарон, список кандидатов был шесть километров в длину десятым кеглем.

Он покачал головой.

– Оно того не стоит. Оно просто того не стоит. Мы летим уже почти два года, и всё ещё не пролетели и четверти расстояния…

– Почти пролетели. Вообще‑то четверть пути будет уже послезавтра.

Он шумно выдохнул.

– Земля будет на 104 года старше, когда мы вернёмся. – Он снова замолчал, но через девять секунд решил, я думаю, что эту мысль следует развить. Он посмотрел в потолок. – Перед самым нашим отлётом у моей сестры Ханны родился мальчик. Когда мы вернёмся, этот мальчик уже давно будет мёртв, и его сын будет старым, очень старым человеком. Планета, на которую мы вернёмся, будет нам более чужой, чем Колхида. – Он опустил взгляд и посмотрел себе под ноги. – Интересно, многие ли отказались бы, будь такая возможность.

– Ты узнаешь это завтра, когда завершится референдум.

– Полагаю, ты уже предсказал победителя?

– Я уверен, что мужчины и женщины «Арго» сделают правильный выбор.

– Правильный для них? Или правильный для вящей славы Космического Агентства ООН?

– Я не считаю, что эти цели исключают друг друга. Я уверен, что всех нас ждёт блестящее будущее.

– Кроме Ди.

– Я понимаю, каково тебе сейчас, Аарон.

– Правда? Правда понимаешь?

Это был хороший вопрос. Аарон был достаточно образован, чтобы понимать: хоть по природе я и квантовое сознание, бо́льшая часть того, что я говорю, базируется на заключениях экспертных систем, на результатах поиска по литературе или является простыми элизоподобными репликами для поддержания разговора. Да, я осознаю себя: моя церебрика содержит квантовые структуры Пенроуза‑Хамероффа, такие же, как в микротрубочках человеческой нервной ткани. Но действительно ли я понимал, каково это – потерять кого‑то, кто был тебе небезразличен? Определённо не из собственного опыта, и всё же… и всё же… и всё же… Наконец, я ответил:

– Думаю, что понимаю.

Аарон издал короткий смешок, и это меня уязвило.

– Прости, ЯЗОН, – сказал он. – Это просто… – Но он не договорил и погрузился в молчание на ещё двенадцать секунд. – Спасибо, ЯЗОН, – сказал он, наконец. – Большое спасибо. – Он вздохнул. Хотя его ЭЭГ мало о чём говорила, его скорбь проявила себя в увеличившемся альбедо глаз. – Хотел бы я, чтобы она этого не делала, – сказал он. Он посмотрел прямо в камеру; и хотя я знал, что он свыкается с мыслью о своей вине в гибели Ди, он вглядывался в мои стеклянные глаза так же, как вглядывался когда‑то в её, словно ища в произнесённых словах какой‑то глубинный смысл.

Должно быть, в программном обеспечении моих камер где‑то была ошибка. По какой‑то причине камера, установленная в гостиной, повернулась чуть‑чуть вправо, прочь от лица Аарона.

– Ты не виноват, – сказал я через некоторое время, но стандартным голосом, не пропуская его через синтезатор, который обычно добавляет в него эмоциональные обертона.

Тем не менее это заявление на секунду приободрило его, и он снова попытался найти себе оправдание. Он сдвинулся в кресле и снова посмотрел в объективы моих камер. Я вообразил, что он видит собственное отражение в их линзах, своё обычно угловатое лицо, раздутое отражением в выпуклом стекле.

– Я просто не могу в это поверить, – сказал он. – Она любила… она любила жизнь . Любила Землю.