Золотое руно (сборник) - Страница 161

161

В лазарете было большое окно, выходящее на восток. Хотя небо частично закрывали деревья, Сьюзан, тем не менее, привлекло зрелище восходящего солнца. Вспомнился восход над Тадж‑Махалом – который видел Ранджип во время одной из своих поездок в Индию.

Вспомнился ещё один восход, одновременно знакомый и чужой. Знакомый, потому что это был вид из окна восточного крыла Белого Дома через Ист‑Экзекьютив‑авеню в сторону здания министерства финансов – из окна, в которое она сама часто смотрела. Чужой – потому что она никогда не смотрела в это окно на заре, и… вспомнились новые детали: не в компании Первой Леди, стоящей рядом с… с ним . Это было утро после первой ночи, проведённой ими в Белом Доме, и Сет Джеррисон с женой пришли сюда полюбоваться рассветом.

Ранджип Сингх просыпался – его уложили на одну из коек лазарета. Сон, похоже, пошёл ему на пользу: к нему вернулся дар речи. Он посмотрел на Сьюзан, и первыми словами, что он произнёс, были:

– Вы читаете память президента Джеррисона.

– Да.

– Я могу вспомнить, как вы вспоминаете, как он вспоминает красивейший восход, виденный из Белого Дома.

Сьюзан кивнула.

– Начало его первого дня на посту президента. Да, мне это только что вспомнилось.

– Это… это…

– «Высшая лига», как сказал бы ваш сын.

Сингх улыбнулся.

– Точно.

Дэррил Хадкинс лежал на другой лазаретной койке. Его глаза неуверенно открылись.

– Здравствуйте, мисс Сьюзан, – тихо сказал он, глядя на неё. Но Хадкинс никогда раньше её так не называл; собственно, единственной, кто в последнее время называл её так, была…

Бесси Стилвелл.

Сьюзан обнаружила, что ей больше не нужна кресло‑каталка. Она поднялась на ноги и подошла к Хадкинсу.

– Бесси? – спросила она, глядя в Карие глаза Дэррила.

– Да, дорогая? – ответил он… или она.

Сьюзан сглотнула.

– Бесси, где Дэррил?

– Дэррил? Такой приятный молодой… молодой человек. – Пауза. – Я не знаю. Я его не видела.

Сьюзан позвала, обернувшись через плечо:

– Ранджип! Ранджип!

Он спрыгнул с кровати и подошёл к ней.

– Что?

Она указала на Дэррила.

– Телесно он бодрствует, но, похоже, что на вопросы отвечает Бесси.

Сингх посмотрел на Дэррила.

– Агент Хадкинс?

– Да? – ответил голос.

– И миссис Стилвелл?

– Да? – ответил тот же голос.

Сет Джеррисон проснулся следующим и выпрямился на своём инвалидном кресле. В его глазах была тревога.

– Мистер президент, – спросила Сьюзан, – вы хорошо себя чувствуете?

– Нет, – ответил он. – Нет, я словно… я словно бы умираю. Чувствую, что удаляюсь от своего тела.

Похоже, кто‑то вызвал доктора Сноу, потому что в этот момент она появилась рядом с ним.

– Сэр, вы здесь, в Кэмп‑Дэвиде, в лазарете. Вы здесь . У вас что‑нибудь болит?

Это, похоже, был неправильный вопрос. Глаза Джеррисона внезапно округлились, челюсть отвисла, и он издал такой звук, словно его пнули в живот – или выстрелили в спину.

– Чёрт, – сказала Сноу сквозь зубы. – Сэр, всё хорошо. Всё очень хорошо.

Но это была неправда. Сьюзан внезапно тоже ощутила острую боль в груди. Вид Джеррисона, переживающего то, что случилось на ступенях Мемориала Линкольна, спровоцировал и её на это воспоминание. И боль от того, что выстрелили в тебя, потянула за собой другую боль – от того, что стреляешь ты; шок и тошнота, которые накинулись на неё после того, как она застрелила Джоша Латимера.

Вероятно, в ответ на боль её сознание обратилось в бегство. Она вдруг очутилась где‑то в стильно обставленной квартире, и там была женщина, которую она узнала – Дженис Фалькони, из чего следовало, что она, вероятно, попала в голову к Эрику Редекопу. Она попыталась заговорить, но прежде чем ей удалось произнести хоть слово она оказалась в другом месте, где‑то на улице, сметающей снег с машины.

А затем её поле зрения разделилось на две части – её левый глаз был в одном месте, а правый – в другом. Левый видел уличную сцену – солнце встаёт из‑за группы деревьев, сбросивших на зиму листья. А правый видел интерьер чьего‑то дома с потрёпанной мебелью и грудами старых газет. Но между двумя реальностями не было чёткой границы, линии раздела. Она могла воспринимать любую из них или – да! – обе одновременно. И каждый предмет в каждой из сцен провоцировал воспоминания – кавалькаду образов, ощущений и чувств.

А затем поле зрения Сьюзан словно разделилось по горизонтали, и теперь она видела четыре изображения: прежние два в верхних квадрантах, вид через ветровое стекло едущей по шоссе машины в левом нижнем и вид подпрыгивающего телевизора в правом нижнем – как она быстро сообразила, кто‑то смотрел утренние новости, занимаясь на бегущей дорожке.

Поле зрения раскололось снова – каждый квадрант разделился на четыре меньших, всего их стало шестнадцать. Она чувствовала себя так, будто находится в каждом из этих мест, в помещении и на улице, в тепле и на холоде.

Она повернула голову – по крайней мере, подумала, что поворачивает ей – и поле зрение сместилось, открывая новые квадраты слева; а когда она приподняла и опустила голову, новые квадраты появились сверху и снизу.

Все изображения снова разделились; каждое теперь было совсем маленьким, однако несмотря на это не теряло чёткости. Через секунду они разделились снова – её поле зрения заполнили сотни квадратиков. Но и в них она различала мельчайшие детали: читала заголовки в газете едущего в автобусе пассажира; восхищалась обручальным кольцом на женской руке; стрелки часов в этом квадрате, и настенные часы вон в том, и наручные часы здесь, и дисплей айфона с часами там. И все они показывали 7:32 утра, то есть сейчас . Теперь это происходило не только в момент кризиса; она читала мысли в реальном времени. Мысли многих .

161