– Нажмите зелёную кнопку, чтобы въехать внутрь, – сказала Киллиан, – и красную, чтобы выехать наружу.
По старой привычке я внимательно проследил, на какую кнопку в какой момент она указывала. Потом кивнул.
– Отлично, – сказала она. – Нажимайте зелёную кнопку.
Я подчинился, и кушетка скользнула в сканировочную камеру. Внутри было тихо – так тихо, что я услышал пульсацию крови в ушах и побулькивание желудка. Интересно, какие звуки будет издавать моё новое тело?
Несмотря ни на что, я с нетерпением ожидал своего будущего существования. Количественная сторона жизни меня не слишком интересовала, но качество! И время – не только цепочка лет, протянувшаяся в будущее, но время каждого дня. Ведь мнемосканы не спят, так что мы не только получаем все эти дополнительные годы – каждый день для нас длится дольше на треть.
Будущее было рядом.
Сотворение другого меня.
Мнемоскан.
– Всё в порядке, мистер Салливан, можете выходить. – Голос доктора Киллиан, с ямайским выговором.
У меня упало сердце. Нет…
– Мистер Салливан? Мы завершили сканирование. Пожалуйста, нажмите красную кнопку…
Это навалилось на меня, как тонна кирпичей, как кровавое цунами. Нет! Я должен быть в другом месте, но я по‑прежнему здесь.
Пропади всё пропадом, я здесь.
– Если вам нужна помощь, чтобы выбраться… – предложила Киллиан.
Я рефлекторно поднял руки, ощупал свою грудь, ощутив её мягкость, почувствовав, как она поднимается и опускается. Господи Иисусе!
– Мистер Салливан?
– Да выхожу я, чёрт… Выхожу.
Я не глядя ударил по кнопке, и кушетка выехала из сканировочной камеры ногами вперёд, как при неудачных родах. Чёрт, чёрт, чёрт!
Я ничего не делал, но дыхание моё стало быстрым и неглубоким. Если только…
Я почувствовал, как меня берут под локоть.
– Я держу вас, мистер Салливан, – сказала Киллиан. – Осторожно…
Мои ноги коснулись твёрдых плиток пола. Умом я понимал, что ситуация была пятьдесят на пятьдесят, но мог думать лишь о том, каково это будет проснуться в новом, здоровом искусственном теле. Я и не задумывался всерьёз о…
– С вами всё в порядке, мистер Салливан? – спросила она. – Вы выглядите…
– Я в порядке , – прошипел я в ответ. – Всё превосходно. Господи Иисусе…
– Если я что‑нибудь могу для вас…
– Я обречён. Вы этого не понимаете?
Она нахмурилась.
– Вы хотите, чтобы я позвала врача?
Я покачал головой.
– Вы только что отсканировали моё сознание, создали копию моего разума, правильно? – В моём голосе звучала насмешка. – И поскольку я являюсь свидетелем того, что происходит после сканирования, это значит, что я – эта версия меня – не являюсь копией. Копии больше не нужно бояться превратиться в овощ – копия свободна. Наконец‑то свободна от всего, что висело над моей головой в течение двадцати семи лет. Мы теперь разошлись, и исцелённый я начал собственный путь. Но этот я по‑прежнему обречён. Я мог проснуться в новом, излеченном теле, но…
Голос Киллиан был очень мягок.
– Но мистер Салливан, один из вас должен был остаться в этом теле…
– Я знаю, я знаю, я знаю. – Я покачал головой и сделал несколько шагов вперёд. В кабинете сканирования не было окон, что, вероятно, и к лучшему: не думаю, что я сейчас был готов к встрече с миром. – И тот из нас, кто так и остался в этом проклятом теле с этим проклятым мозгом, по‑прежнему обречён.
Я внезапно оказался где‑то ещё.
Это был моментальный переход, словно переключение канала в телевизоре. Я мгновенно оказался в каком‑то другом месте – в другом помещении.
Поначалу я был ошеломлён странным физическим ощущением. Конечности у меня как будто онемели, словно я спал, поджав их под себя. Но я не спал…
И в этот момент я осознал одну вещь, которую больше не ощущал – пропала боль в левой лодыжке. Впервые за два года с тех пор, как я упал с лестницы и надорвал связку, я не ощущал в ней никаких болей вообще.
Но я помнил эти боли, и…
Я помнил!
Я по‑прежнему оставался самим собой.
Я помнил своё детство в Пойнт‑Кредите.
Помнил, как каждый день по дороге в школу дрался с Колином Хэйги.
Помнил, как первый раз прочитал «Диномир» Карен Бесарян.
Помнил, как разносил «Торонто Стар» – в те времена, когда газеты были бумажными.
Помнил блэкаут 2015‑го года и самоё тёмное небо в моей жизни.
И я помнил, как у меня на глазах свалился отец.
Я помнил всё.
– Мистер Салливан? Мистер Салливан, это я, доктор Портер. Поначалу вам может быть трудно говорить. Не хотите ли попробовать? Как вы себя чувствуете?
– Орош‑о. – Слово прозвучало странно, так что я повторил его несколько раз: – Орош‑о. Орош‑о. Орош‑о. – Мой голос звучал как‑то не так. Но, с другой стороны, я сейчас слышал его так же, как Портер, моими собственными внешними микрофонами – ушами, ушами, ушами! – без дополнительного резонанса в носовых пазухах моей биологической головы.
– Великолепно! – обрадовался Портер; он был бестелесным голосом, звучащим откуда‑то из‑за пределов моего поля зрения, и я никак не мог определить направление на него. – Не хватает дыхательной аспирации, – продолжил он, – но вы научитесь это делать. Далее, у вас сейчас может быть множество новых ощущений, но вы не должны чувствовать никаких болей. Это так?
– Да. – Я лежал на спине, предположительно, на каталке, которую видел раньше, уставившись в белый потолок. Да, имелся некоторый недостаток чувствительности, своего рода онемение – хотя я ощущал мягкое давление на тело от, я полагаю, махрового халата, в который я был предположительно одет.