– Вы там бывали? – спросил я.
– О, да, – ответила она. – Такой курорт, как этот, не открывают без подготовки. Мы репетировали две недели с руководством «Иммортекс» в качестве жильцов, чтобы убедиться, что всё организовано идеально.
– И?
– И у нас получилось. Вам там обязательно понравится.
– Да уж, – сказал я, отводя взгляд. Путей к отступлению не оставалось. – Не сомневаюсь в этом.
Я сидел в инвалидном кресле в кабинете доктора Портера, ожидая его возвращения. Как он сказал, я не первый мнемоскан, у которого возникли проблемы с ходьбой. Пусть так. Но я, вероятно, с бо́льшим, чем у большинства людей, на то основанием ненавидел инвалидные коляски – потому что именно на такой возили моего отца. Я пытался избежать этой участи, но всё равно к ней пришёл.
Но я не слишком из‑за этого переживал. Возбуждение от моего нового тела и новых цветов, которые стали видеть мои глаза, переполняло меня настолько, что я едва осознавал тот факт, что оригинальный я в этот момент уже, должно быть, находится на пути к Луне. Я желал ему удачи. Но я не должен был о нём думать, и я честно старался этого не делать.
В некотором смысле, конечно, проще было того меня попросту отключить.
Интересный подбор слов: другой я был биологическим существом, в отличие от этого. Но «отключить» – именно в таком виде эта мысль пришла ко мне. В конце концов, вся эта канитель с фешенебельным домом престарелых на обратной стороне Луны была бы излишней, если бы от оригинала избавлялись бы сразу же, как только в нём пропадает нужда.
Но закон никогда бы такого не одобрил – даже канадский закон, не говоря уж о том, что к югу от границы. Да, я никогда не увижу своё другое «я», так что какая разница? Я – этот я, улучшенный, полноцветный Джейкоб Пол Салливан – был теперь истинным и единственным мной с этого момента и до конца времён.
Наконец вернулся Портер.
– Я привёл кое‑кого, кто может вам помочь, – сказал он. – У нас, разумеется, есть лаборанты, которые могли бы заниматься с вами ходьбой, но мне кажется, что она сможет вам помочь лучше. Полагаю, вы уже знакомы?
Со своего места в инвалидной коляске я видел вошедшую в кабинет женщину, но никак не мог узнать её лица. Она была не слишком красива, лет примерно тридцати, с коротко остриженными тёмными волосами, и…
И она была искусственная . Я не понимал этого, пока она не наклонила немного голову, и на неё не упал по‑особому свет.
– Здравствуйте, Джейк, – сказала она с приятным джорджийским выговором. Её голос был сильнее, чем раньше, и больше не дрожал. На ней было красивое летнее платье с цветочным узором; я же по‑прежнему был одет в свой махровый халат.
– Карен? – сказал я. – Господи, только посмотрите на себя!
Она развернулась – похоже, она управлялась со своим новым телом без всякого труда.
– Вам нравится? – спросила она.
Я улыбнулся.
– Вы выглядите сногсшибательно.
Она рассмеялась; смех звучал немного искусственно, но это наверняка потому, что он генерировался голосовым чипом, а не из‑за того, что был неискренним.
– О, я никогда не выглядела сногсшибательно. Так, – она развела руки в стороны, – я выглядела в 1990. Я подумывала о том, чтобы стать ещё моложе, но это было бы глупо.
– Тысяча девятьсот девяностый, – повторил я. – Это вам, получается…
– Тридцать, – не задумавшись, подсказала Карен. Но моя реплика удивила меня самого: я ведь прекрасно знал, что нельзя спрашивать женщину, сколько ей лет, и намеревался произвести свои подсчёты молча.
Она продолжала:
– Это показалось мне разумным компромиссом между юностью и зрелостью. Сомневаюсь, что смогла бы убедительно изобразить себя такой пустоголовой, какой была в двадцать.
– Вы выглядите великолепно, – снова сказал я.
– Спасибо, – ответила она. – Вы, кстати, тоже.
Сомневаюсь, что моя синтетическая плоть способна краснеть, но почувствовал себя я именно так.
– Просто несколько небольших улучшений тут и там.
Доктор Портер вмешался:
– Я спросил миз Бесарян, не позанимается ли она с вами немного. Видите ли, у неё в этих делах опыт даже больше, чем у наших лаборантов.
– В каких делах? – спросил я.
– В том, чтобы учиться ходить, будучи взрослым, – объяснила Карен.
Я непонимающе уставился на неё.
– После инсульта, – подсказала она, улыбнувшись.
– А, точно, – сказал я. Её улыбка больше не была асимметричной; последствия инсульта были аккуратно скопированы в наногеле нового мозга, но они, вероятно, применили какой‑то электронный трюк, просто заставив левую половину её рта выполнять в точности те же движения, что и правая.
– Ну, тогда я вас оставлю на время, – сказал Портер и театральным жестом погладил себя по животу. – Может, ещё успею перехватить что‑нибудь на ланч – вам‑то есть теперь не нужно, а вот я уже успел проголодаться.
– И, кроме того, – сказала Карен, и я готов поклясться, что её синтетические зелёные гласа блеснули, – когда один мнемоскан помогает другому, это, вероятно, полезно для них обоих, верно? Даёт им понять, что есть другие им подобные и прогоняет отчуждение подопытного кролика.
Портер сделал уважительное лицо.
– Я точно знаю, что вы не выбирали опцию рентгеновского зрения, – сказал он, – но вы видите меня насквозь. Вы прирождённый психолог.
– Я пишу романы, – сказала Карен. – Почти то же самое.
Портер улыбнулся.
– Ну, тогда, если позволите…
Он вышел из комнаты, а Карен, уперев руки в боки, принялась осматривать меня.
– Итак, – сказала она, – у вас проблемы с ходьбой.
Она была не слишком высокого роста, но со своей инвалидной коляски я смотрел на неё снизу вверх.