Она отвернулась.
– Я даже не знаю, с чего можно бы было начать.
– Начни с заголовков новостей, – сказал я.
– Слишком много всего.
Я нежно погладил её по плечу.
– А ты попробуй.
– Ну‑у‑у… – протянула Карен. – Мы вышли в космос. Мы вели ту глупую войну во Вьетнаме. Мы скинули коррумпированного президента. Советский Союз пал. Появился Европейский союз. Микроволновые печи, персональные компьютеры, сотовые телефоны, интернет. – Она повела плечами. – Версия от «Ридерз Дайджест».
– От кого? – Но потом я улыбнулся. – Нет‑нет, просто дразнюсь. Моя мама выписывала его, когда я был маленький.
Но шутка её задела, и я это заметил.
– Нас разделяет не история, а культура . Мы выросли, читая разные журналы, разные книги. Мы смотрели разные передачи по телевизору, слушали разную музыку.
– Ну и что? – сказал я. – Всё есть в сети. – Я улыбнулся, вспомнив наш прошлый разговор. – Даже защищённое копирайтом – и владельцы получат свои микроплатежи автоматически, как только мы запросим доступ, верно? Так что мы можем скачать твои любимые книги и всё остальное, и ты можешь познакомить меня с ними. В конце концов, времени‑то у нас хоть отбавляй.
Карен явно заинтересовалась.
– Но с чего начать? – спросила она.
– Я бы начал с телешоу, которые ты смотрела, когда была маленькой.
– Ой, ты такое смотреть не захочешь. Всё плоское, в низком разрешении… кое‑что даже чёрно‑белое.
– Разумеется, захочу, – сказал я. – Это будет весело. Собственно, – я сделал жест в сторону гигантского экрана‑стены, – почему бы тебе не подобрать что‑нибудь прямо сейчас? Давай сразу и начнём.
– Думаешь? – сказала Карен.
– Ага, – ответил я, пытаясь сымитировать голос той певицы, Аланис, – я правда так думаю.
Губы Карен как‑то странно дёрнулись – словно в раздумье она попыталась их оттопырить. Потом она заговорила, приказывая компьютеру открыть сетевой репозиторий старых телешоу. Несколько секунд спустя на телестене начали появляться белые буквы, по одной за раз, и складываться в слова под зазвучавшую из динамиков барабанную дробь: «ЧЕЛОВЕК…»
Карен, которая пришла в заметное возбуждение, села в постели.
– Вот, я включила сразу на титрах, чтобы дать тебе начальное представление – потом мы вернёмся назад и посмотрим тизер.
«…НА ШЕСТЬ…»
– Значит так, – сказала она. – Видишь того парня в кабине? Это Ли Мэйджорс.
«…МИЛЛИНОВ ДОЛЛАРОВ.»
– Он играет Стива Остина, – продолжала Карен, – астронавта и лётчика‑испытателя.
– Какого года это шоу? – спросил я.
– Этот эпизод из сезона 1974 года.
Это было… чёрт, это было за столько же лет до моего рождения, сколько их прошло после несчастья с моим отцом.
– Шесть миллионов – тогда это было много?
– Целое состояние.
– Хмм…
На экране шёл диалог между пилотом и наземной службой:
– НАСА‑1, пока всё хорошо.
– О'кей, Виктор.
– Стартовый ключ посадочных ракет в положение «включено». Пошла тяга…
– Видишь, – сказала Карен, – он испытывает экспериментальный самолёт, который сейчас разобьётся. Он потеряет руку, обе ноги и глаз.
– Я знаю рестораны, в которых он не смог бы поужинать, – сказал я и сделал идеальную комическую паузу. – Там, чтобы расплатиться, руку и ногу отдать приходится.
Карен легко хлопнула меня по руке; на экране маленький экспериментальный аппарат отделился от крыла гигантского самолёта. Аппарат был похож на ванну – ничего удивительного, что он разбился.
– Однако, – продолжала она, – ему заменили потерянные конечности сверхпрочными протезами на атомной энергии, а вместо утраченного глаза вмонтировали камеру с двадцатикратным зумом и способную видеть в инфракрасном свете.
Диалог на экране продолжался:
– Разрыв в третьем амортизаторе…
– Тангаж на ноль.
– Тангаж запредельный! Не могу держать высоту!
– Поправка: Отсек альфа вскрыт. Аварийный отстрел селекторов!
– Контроль, не могу его удержать. Он разваливается! Он разва…
Летающая ванна пронеслась через экран; картинка была очень зернистая.
– Это настоящая архивная съёмка, – объяснила Карен. – Эта катастрофа произошла в действительности.
На экране появилось нечто, по‑видимому, призванное выглядеть как компьютерная графика – похоже, они сверлили дырку в затылке Остина, чтобы установить искусственный глаз – и скоро восстановленное человеческое тело уже перебирало ногами на беговом тренажёре. Я прочитал угловатые цифры на экране.
– Шестьдесят километров в час? – недоверчиво спросил я.
– Лучше! – ухмыльнулась Карен. – Шестьдесят миль в час.
– А насекомые у него по лицу размазывались, как на ветровом стекле?
Карен рассмеялась.
– Нет, и волосы никогда не растрёпывались. У меня в спальне висел постер с ним, когда я была подростком. Он был просто великолепен!
– Я думал, у тебя висел Супермен и тот, как его – Том чегототам?
– Том Селлек. И они тоже. У меня в спальне вообще‑то была не одна стена.
– То есть введение в твою культуру обещает быть чередой подростковых кумиров?
Карен усмехнулась.
– Не беспокойся. Я также любила смотреть «Ангелов Чарли» – в семнадцать у меня была причёска как у Фэрры Фосетт. Её я тебе покажу в следующий раз; тебе понравится. Это было первое в истории джигл‑шоу.
– Джигл?
Она придвинулась ближе ко мне.
– Увидишь.
Ресторан американской кухни Верхнего Эдема был почти пуст: пожилая белая пара обедала у камина, как я понимаю, голографического, и ещё один чернокожий мужчина обедал в одиночестве. Чернокожий был коротко подстрижен. Он был немного похож на Уилла Смита, который в прошлом году получил Оскара за роль Вилли Ломана в новой версии «Смерти коммивояжёра». Ради этой роли Смиту пришлось избавиться от своего природного блеска в глазах, но этому похожему на Смита мужчине не было в том нужды, и даже когда он просто сидел за столом, его лицо сохраняло внимательное и настороженное выражение. Поддавшись внезапному порыву, я подошёл к его столику.