– Здравствуйте, – сказал я. – Не возражаете, если я составлю вам компанию?
Он улыбнулся.
– Если бы я хотел есть в одиночестве, то ел бы дома.
Я выдвинул стул и сел. Я машинально отметил тот факт, что ножки стула утяжелены – наверное, без этого с непривычки можно было слишком сильно за него потянуть и отправить в полёт в здешней низкой гравитации.
– Джейк Салливан, – сказал я, протягивая руку.
– Малкольм Дрэйпер, – представился он. Я заметил таффордское кольцо у него на указательном пальце правой руки, но из‑за своего дальтонизма не мог различить, красное оно или зелёное; но это и не важно, я же не собирался делать ему предложение. Своё собственное я оставил дома; не думал, что оно может мне понадобиться здесь, среди всех этих стариков. В прошлом мне приходилось обходиться без секса два года кряду, хотя и не по собственному выбору, и у меня не было секса ни с кем с той единственной замечательной ночи с Ребеккой в канун Нового года. Так что я не сомневался, что смогу обойтись без секса те несколько лет, что мне остались до того, как синдром Катеринского убьёт меня или спровоцирует выполнение завещания о жизни. Конечно, мой таффорд был зелёным, по крайней мере, так мне говорили, что означало, что я гетеросексуал. Правда, исходя из своих успехов с женским полом я иногда начинал подозревать, что продавец воспользовался моей цветовой слепотой и всучил мне таки красный.
– Рад познакомиться, Джейк, – сказал Малкольм после того, как мы пожали руки.
– Малкольм Дрэйпер, – повторил я имя, которое он назвал. Что‑то оно мне напоминало. – Я не могу вас знать?
На лице моего собеседника возникло обеспокоенное выражение.
– Вы федерал?
– Простите?
– Агент одной из моих бывших жён?
– Нет. Простите. Я не собирался…
Лукавая улыбка.
– О, конечно же, нет. Шутка. Некоторые люди могли обо мне слышать, да. Я был дершовицким профессором права и гражданских свобод в Гарварде.
– Точно! Точно! Громкие дела. Та лаборатория, где изучали приматов, верно?
– Да, это был я. Положил конец вивисекции высших приматов на территории Штатов и их незаконному удержанию.
– Помню это дело. Вы молодец.
Он добродушно пожал плечами.
– Спасибо.
– Вы не выглядите таким уж старым, – сказал я.
– Мне семьдесят четыре. Я бы мог ещё заседать в Верховном суде… не то чтобы чернокожий либерал имел шансы быть туда назначенным в ближайшие… да вообще никогда.
– Гмм, – сказал я, не найдя лучшего ответа. – А вы перед ним когда‑нибудь выступали?
– Перед кем?
– Верховным судом. Американским, разумеется. Сам‑то я канадец.
– Были канадцем, – поправил Дрэйпер. – Сейчас вы вообще никто.
– Ну‑у… – сказал я.
– Но, возвращаясь к вашему вопросу, да, я выступал перед Верховным судом. В последний раз в деле «Мак‑Чарльз против Масланковски».
– Так это были вы?
– Да.
– Вау. Горжусь знакомством, мистер Дрэйпер.
– Малкольм, пожалуйста.
Он выглядел таким бодрым, что я не мог поверить в его скорую смерть.
– Так вы… вы сюда в гости приехали?
– Нет, нет, я здесь живу. Я тоже переместил своё сознание. Полноправный Малкольм Дрэйпер по‑прежнему занимается юридической практикой на Земле. Впереди ещё множество битв и множество юных умов, из которых нужно сделать юристов, а я уже слишком устал этим заниматься. Доктора сказали, что я запросто протяну ещё лет двадцать, но я больше не чувствовал в себе сил трудиться так же усердно и дальше. Так что я ушёл в отставку сюда – и теперь они говорят, что при здешней малой тяжести я смогу прожить и тридцать лет.
– Тридцать лет…
Он посмотрел на меня, но тактично удержался от вопроса. Интересно, каково это юристам – иметь возможность задавать любые неприятные вопросы, неважно, насколько прямые и личные, в зале суда, но воздерживаться от них так же, как все остальные, за его стенами. Я решил, что нет причин скрывать это от него.
– Я, вероятно, здесь лишь на короткое время.
– Такой молодой человек, как вы? Полноте, мистер Салливан, вы ведь под присягой…
– Нет, это правда. Повреждённые сосуды в мозгу. Их можно увидеть, но невозможно исправить. Я могу умереть в любой момент, или, ещё хуже, впасть в вегетативное состояние.
– Ох, – сказал Дрэйпер. – Ох ты ж…
– Всё нормально, – сказал я. – По крайней мере, другая версия меня продолжит жить.
– Точно, – отозвался Дрэйпер. – То же самое и со мной. Уверен, мы сможем гордиться ими обоими. – Он помолчал. – И как, вы уже нашли здесь себе пару?
Его прямота застала меня врасплох, и я ничего не ответил.
– Я видел вас с этой писательницей – Карен Бесарян.
– Да. А что?
– Вы ей, похоже, нравитесь.
– Не мой тип.
– Не ваш возраст, хотите сказать.
Я не ответил.
– Впрочем, – сказал Малкольм, – здесь отличные проститутки.
– Я знаю. Я читал брошюру.
– Я вёл колонку о гражданских свободах в «Пентхаусе». Как Алан Дершовиц до меня.
– Правда?
– Ага. Их девиз был «Журнал о сексе, политике и власти».
– И о писающих женщинах.
– И об этом тоже, – улыбнувшись, согласился Малкольм. Подростком я иногда в них заглядывал, пока «Пентхаус» и «Плейбой» не обанкротились, не выдержав конкуренции с сетью. – Так в чём же дело? – продолжал Малкольм. – Не любите за это платить?
– Пока не приходилось.
– Я считал, что в Канаде всё это легально.
– Это да, но…
– Кроме того, посмотрите на это под таким углом. Вы за это не платите. Джейк Салливан с Земли – это он оплачивает все счета. Вы на каком плане обслуживания?
– Золотом.
– Ну, тогда проститутки включены.