– Были пломбы, – поправил Тайлер. – Да, полагаю, это так.
– Значит, сам факт того, что часть естественной эмали её зубов была заменена чем‑то под названием «амальгама», сплавом серебра и ртути – ртути! – не сделал её в ваших глазах в меньшей степени вашей матерью, верно?
– Эти пломбы поставили ещё до моего рождения.
– Да, да. Но вам они не казались чужеродными или неуместными. Они были просто частью вашей матери.
Глаза Тайлера сузились.
– Полагаю, что так.
– И, насколько я понимаю, вашей матери пятнадцать лет назад заменили бедро.
– Да, это так.
– Но тот факт, что её бедренная кость искусственная не сделал её менее вашей матерью, нет?
– Нет.
– Также мне известно, что у вашей матери не было миндалин – снова варварская медицина двадцатого века, когда от вашего тела отрезали части, хотите вы того или нет.
– Это правда, да, – сказал Тайлер. – У неё не было миндалин.
– Но из‑за их отсутствия она не стала в ваших глазах менее полноценным человеческим существом, не так ли?
– Э‑э… нет. Не стала.
– А правда ли, что вашей матери провели лазерную коррекцию формы глаза с целью улучшения зрения?
– Да, это правда.
– Вы после этого не стали смотреть на неё по‑другому?
– Нет, это она стала видеть меня по‑другому.
– Что? Ах, да. Остроумно. Кроме того, в последние годы, как я знаю, вашей матери установили два кохлеарных импланта с целью улучшить её слух. Это так?
– Да.
– Это изменило ваше мнение о ней? – спросил Дешон.
– Нет, – ответил Тайлер.
– Как ваша мать показала ранее, она прошла генетическую терапию, которая переписала её ДНК с целью удаления генов, вызвавших у неё ранее рак груди. Но и это не изменило вашего мнения о ней, не так ли?
– Нет, не изменило.
– То есть, удаление части тела – например, миндалин – не изменяет вашего мнения о ней?
– Нет.
– И замена частей её тела, как, например, в ходе пломбирования зубов или имплантации искусственного бедра, также не меняет вашего мнения о ней, верно?
– Верно.
– И модификация частей тела, к примеру, изменение формы глаза с помощью лазерной хирургии, не меняет вашего мнения о ней, верно?
– Верно.
– И добавление новых частей тела, таких как кохлеарные слуховые импланты, также не меняет вашего мнения о ней, верно?
– Верно.
– И даже переписывание её генетического кода с целью избавления от вредных генов не изменило вашего мнения о ней, верно?
– Да.
– Удаление. Замена. Модификация. Пополнение. Переписывание. Вы только что показали, что ничто из этого неспособно заставить вас перестать считать Карен Бесарян своей матерью. Можете ли вы чётко сформулировать, почему именно Карен Бесарян, присутствующая в этом зале, не является вашей матерью?
– Это просто не она , – упрямо сказал Тайлер.
– В каком отношении?
– Во всех отношениях. Это не она.
– Это второй раз, мистер Горовиц. Вы собираетесь отвергнуть её и в третий раз?
Лопес снова встала.
– Ваша честь!
– Снимаю вопрос, – сказал Дешон. – Мистер Горовиц, сколько именно вы лично унаследуете, если суд согласится утвердить завещание вашей матери?
– Много, – ответил Тайлер.
– Ну же, вы должны знать точную цифру.
– Нет, я не знаю. Обычно я не занимаюсь финансовыми делами моей матери.
– Будет ли верным сказать, что эта сумма измеряется в десятках миллиардов долларов? – спросил Дешон.
– Полагаю, да.
– Посущественней, чем тридцать сребреников, правда?
– Ваша честь, да сколько же можно! – воскликнула Лопес.
– Снимаю, снимаю, – сказал Дешон. – Ваш свидетель, миз Лопес.
После перерыва на ланч Мария Лопес поднялась, перешла «колодец» и повернулась лицом к своему клиенту. Тайлер выглядел одновременно усталым и взволнованным. Его тёмный оливковый костюм помялся, а редеющие волосы взъерошились.
– Мистер Дрэйпер попросил вас сформулировать причины, по которым истец на данном процессе не является вашей матерью, – сказала Лопес. – На перерыве у вас было время подумать об этом.
Мне хотелось закатить глаза к потолку, но я ещё не знал, как это делается. На самом деле она, конечно, имела в виду, что у них было время посовещаться, и она подсказала ему ответ получше.
Лопес продолжала:
– Не могли бы вы попробовать ещё раз объяснить, почему существо, называющее себя Карен Бесарян, не является вашей матерью?
Тайлер кивнул.
– Потому что она в лучшем случае копия некоторых аспектов моей матери. Нет никакой преемственности между двумя личностями. Моя мать родилась как существо из плоти и крови. Да, в какой‑то момент был сделан слепок её мозга, и это… это было создано из него. Но моя мать из плоти и крови не перестала существовать в момент завершения сканирования; это не было так, словно бы копия принимает эстафету от оригинала. Нет, моя мать из плоти и крови отправилась на космоплане на околоземную орбиту, оттуда на космическом корабле на Луну и поселилась в доме престарелых на обратной стороне Луны. Всё это произошло после того, как была создана копия, и копия не имеет никаких воспоминаний об этих событиях. Даже если мы допустим, что эта копия в любом материальном смысле идентична моей матери – а я этого не допускаю ни на секунду – их жизненный опыт уже различен. Эта копия является моей матерью не более, чем её сестра‑близнец, если бы она у неё была.
Тайлер помолчал, затем продолжил:
– Честно говоря, мне всё равно – правда всё равно – является скопированное сознание личностью или нет. Вы выясняем не это. Мы выясняем, является ли она той же самой личностью , что и оригинал. И в самой глубине моего сердца, моего интеллекта, в каждой клеточке моего существа я знаю, что нет. Моя мать умерла. Мне бы хотелось – о, как бы мне хотелось – чтобы это было не так. Но это правда. – Он закрыл глаза. – Правда.