Золотое руно (сборник) - Страница 242

242

– Хорошо, – сказала Лопес, – зачатие происходит, когда сперматозоид и яйцеклетка сливаются.

– Да, и это определённый до секунды момент времени. Мы также, разумеется, очень точно фиксируем время рождения. Вот, к примеру… – Неруда замолчала.

– Да, профессор?

– Ну, в общем, в этом зале присутствует мистер Салливан.

Сейчас я всегда сидел прямо; от того, что я откидывался на спинку, дополнительного удобства не возникало.

– Что такого важного в мистере Салливане? – спросила Лопес.

– Теперь он, конечно, мнемоскан, однако его оригинал был, насколько я помню, первым ребёнком, родившимся в Торонто после полуночи 1‑го января 2001 года.

– Вещественное доказательство ответчика номер десять, – сказала Лопес, беря в руки кусочек прошлого. – Вырезка из «Торонто Стар» за вторник, 2 января 2001 года, посвящённая этому факту.

Доказательство было принято, и профессор Неруда продолжила:

– Итак, если исключить крайние точки зрения, о которых я упомянула ранее, мы обычно считаем, что личность становится личностью в момент рождения. Однако был ряд интереснейших судебных процессов, которые испытывали этот подход к определению начала существования личности на гибкость.

– Например? – спросила Лопес.

– «Департамент здравоохранения и социальных служб против Малони».

– Что там произошло?

– Бренда Малони – эмоционально нестабильная женщина из Бронкса, Нью‑Йорк. В 2016 она забеременела, и через стандартные тридцать девять недель её катили в родовую палату, когда она увидела столовый нож на подносе с едой, приготовленной для другого пациента. Он схватила нож и воткнула его себе в живот, мгновенно убив своего ребёнка ещё до того, как он успел родиться. – Я снова увидел, как присяжные поёжились, и Неруда снова продолжала, не останавливаясь. – Совершила ли миз Малони убийство? Вообще‑то дело так и не дошло до суда, потому что миз Малони была признана невменяемой – но оно, безусловно, гальванизировало общественное мнение. После него у точки зрения о том, что эмбрион не становится настоящей личностью по крайней мере до момента рождения, поддержки существенно поубавилось.

– Другими словами, – сказала Лопес, – позиция радикальных сторонников прав матери – что пока ребёнок не оказался вне тела матери, он не личность – стала более шаткой из‑за дела Малони, верно?

– Да, я именно так интерпретирую юридические комментарии того периода.

– Можно ли сказать, что для определения начала существования личности существовало лишь два момента, просто и чётко обозначенных биологическими обстоятельствами: зачатие и рождение.

– Да.

– И «Малони» – а также, я уверена, другие дела, сделали момент рождения менее приемлемым для этой цели в глазах большинства законодателей и политиков, верно?

– Да, – снова сказала Неруда. – Помимо зачатия и обрезания пуповины все промежуточные моменты им казались выбранными произвольно. Даже момент рождения произволен, если роды вызываются искусственно с помощью медикаментов или в случае кесарева сечения.

– К тому же довольно скоро мы, несомненно, научимся вынашивать детей в искусственных матках. Как это обычно изображается в фантастике: плод находится в стеклянной бутылке, наполненной жидкостью. Плод растёт в ней почти девять месяцев. Я беру пистолет и стреляю в стеклянную бутылку. Если пуля попадает в плод, прямо в его сердце, то я произвела аборт, но если я не попала в плод и лишь разбила бутылку, отчего ребёнок выпал из неё на стол, то я произвела роды. Очень тяжело провести здесь границу.

– Действительно, – сказала Лопес. – А были ли попытки юридически привязать начало новой жизни к какому‑либо третьему моменту, скажем, к моменту имплантации?

– Да, были, – ответила Неруда, – но они закончились полной неразберихой.

– Почему?

– Ну, зачатие ведь происходит не в матке; оплодотворённая яйцеклетка – если пользоваться общепринятыми терминами – обычно двигается по фаллопиевой трубе в матку, и там внедряется в её стенку. Это событие иногда считается моментом появления личности, но такая трактовка была отвергнута Верховным Судом в «Литтлер против Карви».

– Почему?

– Из‑за прогресса науки, миз Лопес. Тогда этого ещё не умели, да и сейчас мы делаем лишь первые шаги, но мы признаём, как я говорила ранее, что в принципе рано или поздно станет возможным вынашивать эмбрион в искусственной матке. Суд не хотел создавать прецедент, в соответствии с которым эмбрион, выношенный in vitro, в силу самого этого факта не считался бы человеком. Они искали такое определение, которое бы было связано исключительно с самим эмбрионом.

– Значит, раз суды не были удовлетворены моментом рождения в качестве критерия, то их естественным выбором должен был стать момент зачатия? Вы сказали, что его легко определить.

– О, да, конечно, – сказала Неруда, кивая. – До момента зачатия не существует нового организма с сорока шестью хромосомами – плюс‑минус одна, как в случае синдромов Дауна или Тёрнера. Но как только произошло зачатие, появляется полный генетический чертёж нового человека: определяется его пол и прочее.

– То есть, в «Литтлер против Карви» суд решил, что личность появляется в момент зачатия?

Неруда покачала головой.

– Они не могли такого решить, не превратив миллионы американцев в убийц.

Лопес склонила голову вбок.

– Каким образом?

Неруда сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– «Оксфордский словарь английского языка» утверждает, что понятие «контроль рождаемости» вошло в язык в 1914 году. Но, разумеется, это был очень неудачный термин. Мы не пытаемся контролировать рождаемость; мы хотим сделать кое‑что на девять месяцев раньше – предотвратить беременность. Фактически, несмотря на то, что зачатие и рождение находятся на разных краях обсуждаемого периода времени, мы используем понятия «контрацепция» и «контроль рождаемости» взаимозаменяемо.

242