«Существует». Не «жив». Существует.
– Сделайте исключение, – сказал я. – Свяжите нас по радио.
– Мы на обратной стороне Луны, Джейк.
– А вы можете транслировать сигнал через спутники связи на синхронной орбите над лунным экватором. Я не идиот, Гейб, и я правда всё обдумал. Перезвоните мне, когда получите ответ.
С этими словами я отключил связь.
Карен всё ещё приходила в себя после разговора о её давно умершей дочери. Мы немного постояли вместе, обнявшись, в коридоре зала суда. Присяжных, разумеется, на время перерыва увели в их комнату, так что они ничего этого не видели, что было к лучшему: это было не для публики. Я обнаружил, что глажу искусственные волосы Карен искусственной рукой, надеясь, что это как‑то её утешит. К окончанию перерыва Карен немного успокоилась, и мы вернулись в зал суда. Я занял своё место среди зрителей; Малкольм Дрэйпер уже был там, и Дешон уже сидел за столом истца. Я увидел, как входит Мария Лопес. Она выглядела… я не знаю, как это описать. Отчаянной, может быть. Или решительной. Дела пошли не так, как она планировала всего минуту назад. Интересно, что же именно она планировала.
Дверь в кабинет судьи Херрингтона открылась. «Всем встать» – скомандовал клерк, и все встали. Херрингтон занял своё место за судейским столом, стукнул молотком и сказал:
– Снова ведётся протокол в деле «Бесарян против Горовица». Миз Лопес, вы можете продолжать опрос миз Бесарян.
Лопес поднялась, и я видел, как она глубоко вдохнула, всё ещё неуверенная в себе.
– Спасибо, ваша честь, – сказала она и замолчала.
– Ну? – спросил Херрингтон секунд через пятнадцать.
– Прошу прощения, ваша честь, – сказала Лопес. Она посмотрела на Карен – или, вероятно, посмотрела мимо Карен, немного правее неё, словно фокусируясь на мичиганском флаге, а не на свидетеле.
– Миз Бесарян, позвольте мне перефразировать мой предыдущий вопрос. Вы когда‑либо делали аборт?
Дешон немедленно вскочил на ноги.
– Возражение! Отношение к делу!
– Лучше бы в этом был смысл, миз Лопес, – сердито сказал Херрингтон.
– Я его покажу, – ответила Лопес; прежний пыл частично вернулся к ней, – если мне будет дана такая возможность.
– У вас есть всего одна попытка.
Лопес отвесила свой фирменный поклон.
– Разумеется, ваша честь. – Она повторила вопрос, дав присяжным ещё раз услышать важное слово в самом конце. – Миз Бесарян, вы когда‑либо делали аборт?
– Да, – тихо ответила Карен.
По залу заседаний пробежал шепоток. Судья Херрингтон состроил гримасу и стукнул молотком.
– Ну же, мы не собираемся делать из вас преступницу, миз Бесарян. – сказала Лопес. – Мы не хотим, чтобы у жюри сложилось впечатление, будто вы подвергались этой операции в недавнее время, не так ли? Не скажете ли вы суду, когда именно вы прервали жизнь плода?
– Э‑э… это был 1988‑й.
– Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой. То есть это было сколько? – пятьдесят семь лет назад, правильно?
– Да.
– То есть если бы вы не избавились от того плода, у вас был бы ещё один ребёнок – сын или дочь – в возрасте примерно пятидесяти шести лет.
– Я… вероятно.
– Вероятно? – повторила Лопес. – Я думала, ответ будет «да».
Карен смотрела в пол.
– Да, полагаю, что так.
– Пятьдесят шесть лет. Зрелый мужчина или женщина, весьма вероятно, что с собственными детьми.
– Возражение, ваша честь, – сказал Дешон. – Отношение к делу!
– Поторопитесь, миз Лопес.
Она кивнула.
– Весь смысл в том, что аборт был произведён в 1988 году. – Она сделала особое ударение на слове «произведён». – И это было… дайте подумать… за сорок лет до того, как «Роу против Уэйда» было отменено «Литтлером против Карви».
– Вам виднее.
– А «Роу против Уэйда» временно легализовал право женщины прерывать зреющую внутри неё жизнь, не так ли?
– Изначально эта мера не планировалась как временная, – возразила Карен.
– Простите, – сказала Лопес. – Я лишь хотела заверить суд, что вы прервали развитие плода, когда в Соединённых Штатах это было законно, – не так ли?
– Да. Это была законная процедура. Которую делали в государственных больницах.
– О, конечно. Конечно. Мы не хотил рисовать в головах присяжных картины мрачных коновалов в глухих переулках.
– Вы только что это сделали, – решительно сказала Карен. – Это была законная, моральная и общепринятая процедура.
– Общепринятая! – сказала Лопес с облегчением. – Общепринятая, да. То самое слово.
– Возражение! – сказал Дешон, разводя руками. – Если у миз Лопес нет вопросов к моей клиентке…
– О, у меня есть вопросы. Есть. Миз Бесарян, почему вы сделали тот аборт?
Дешон начинал злиться; его лицо оставалось спокойным, а вот голос – нет.
– Возражение! Отношение к делу!
– Миз Лопес, пожалуйста, переходите к делу, – сказал Херрингтон, подпирая рукой подбородок.
– Всего пара минут, ваша честь. Миз Бесарян, почему вы сделали тот аборт?
– В то время я не хотела иметь ребёнка.
– То есть аборт действительно был сделан из соображений личного удобства?
– Из соображений экономической необходимости. Мы с мужем лишь начинали работать.
– То есть вы это сделали для блага ребёнка.
Дешон снова развёл руками.
– Возражение! Ваша честь, пожалуйста!
– Снимается, – сказала Лопес. – Миз Бесарян, когда вы делали этот аборт, то не думали, что совершаете убийство, не так ли?
– Разумеется, нет. Тогда это была совершенно законная процедура.
– Действительно. Этот период иногда называют Тёмными веками.
– Только не я.
– Да, не сомневаюсь. Скажите, пожалуйста, почему прерывание беременности – это не убийство?