Золотое руно (сборник) - Страница 250

250

– Потому что… потому что это не убийство . Потому что Верховный Суд Соединённых Штатов постановил, что это законная процедура.

– Да, да, да, я понимаю, что таковы тогда были законы. Но мне сейчас интересна ваша собственная моральная точка зрения. Почему прерывание той беременности не было убийством?

– Потому что плод ещё не был человеком – ни в моих глазах, ни в глазах закона.

– Сегодня, разумеется, закон с этим бы не согласился.

– Но не я.

Меня внутренне передёрнуло. Карен слишком рассердилась и стала неосторожна. Лопес тут же ухватилась за эту реплику.

– Вы хотите сказать, что ваши стандарты выше стандартов закона?

– Мои стандарты не зависят от давления лоббистов и прихотей политиков, если вы об этом.

– То есть вы по‑прежнему считаете, что плод – это не личность?

Карен молчала.

– Ответьте пожалуйста, миз Бесарян.

– Да.

Снова шум в зале; снова стук молотка.

– Вы говорите, что да, плод не является личностью?

– Да.

– Плод, созданный физическим проявлением любви между вами и вашим покойным супругом, упокой Господь его душу. Плод с сорока четырьмя хромосомами, содержащими уникальную комбинацию ваших черт и черт вашего мужа.

Карен молчала.

– Этот плод не является личностью, верно?

Карен помолчала ещё несного, потом произнесла:

– Верно.

– На каком этапе беременности вы её тогда прервали?

– На девятой… нет, десятой неделе.

– Вы не уверены?

– Это было ужасно давно, – сказала Карен.

– Верно. Почему вы ждали так долго? До того момента вы не знали, что беременны?

– Я узнала про беременность через четыре недели после зачатия.

– Тогда почему такая задержка?

– Мне нужно было время, чтобы подумать. – Карен не смогла удержаться от того, чтобы влезть на любимого конька, чёрт, чёрт, чёрт. – Как раз то, чего пятнадцатидневное ограничение «Литтлера против Карви» женщин лишило. Вам никогда не приходило в голову, миз Лопес, что установление такого ограничения на срок законного аборта заставило женщин второпях принимать решения, которых они, будь у них время разобраться со своими чувствами, принимать бы не стали?

– Я задаю вопросы, миз Бесарян, если не возражаете. И, в самом деле, предположим, вы снова забеременели в неподходящее время, и эта беременность случилась уже после «Литтлера против Карви». Вы позволили бы закону заставить вас принять решение к предписанной в законе дате?

– Это закон.

– Да. Но вы состоятельная женщина, миз Бесарян. Вы смогли бы найти способ сделать безопасный – по крайней мере, для вас – аборт после истечения пятнадцатидневного срока, не правда ли?

– Полагаю, да.

– И вы бы спокойно приняли это решение? Вас не беспокоило бы, что вы занимаетесь джерримандерингом границы между личностью и её отсутствием?

Карен ничего не ответила.

– Ответьте, пожалуйста, на вопрос. Вы бы передвинули границу между личностью и отсутствием личности так, чтобы было удобно лично вам?

Карен молчала.

– Ваша честь, не могли бы вы дать указание свидетелю ответить на вопрос?

– Миз Бесарян? – сказал судья Херрингтон. Карен кивнула, потом склонила голову набок. Она посмотрела на Дешона, затем на присяжных, затем снова на Лопес.

– Да, – сказала она, наконец. – Полагаю, я бы это сделала.

– Понимаю, – сказала Лопес, глядя на присяжных. – Мы понимаем. – Какой бы дискомфорт Лопес ни испытывала ранее, он уже прошёл. – Итак, миз Бесарян, ещё раз: что у этого несчастного зародыша, зачатого мужчиной и женщиной, отсутствует, не давая ему стать личностью, из того, что у вас, искусственного создания, есть, в силу чего вы личностью являетесь?

– Я… э‑э…

– Ну же, миз Бесарян! Вам не хватает слов? Вам, профессиональному писателю?

– Это… гмм…

– Это очень простой вопрос: должно быть что‑то, чего у вашего ликвидированного плода не было, но есть у вас. Иначе вы оба были бы личностью – в соответствии с вашим собственным моральным кодексом.

– У меня есть жизненный опыт.

– Однако он не ваш. То есть, это не опыт, накопленный непосредственно тем… той конструкцией, что находится сейчас перед нами. Этот опыт был скопирован в вас из настоящей Карен Бесарян, ныне покойной, верно?

– Он был перенесён из той прежней версии меня с её согласия и по её явно выраженному желанию.

– Нам приходится верить вам на слово, верно? Ведь – простите меня, но ведь настоящая Карен Бесарян мертва, не так ли?

– Я знала, что моё тело приходит в негодность; именно поэтому я организовала перенос в это долговечное тело.

– Но было перенесено не всё, не так ли?

– О чём вы?

– Я о том, что воспоминания миз Бесарян были перенесены, однако тривиальные мелочи, скажем, содержимое её желудка на момент переноса, не были воспроизведены в копии.

– Ну… нет, не были.

– Конечно же не были. Ведь они несущественны. Как, скажем, морщины на лице оригинала.

– Я заказала более молодое лицо, – твёрдо ответила Карен.

– Ваша честь, вещественное доказательство ответчика номер двенадцать – фото Карен Бесарян, сделанное в прошлом году.

На телестене появилось лицо Карен. Я уже и забыл, какой невероятно древней она выглядела раньше: белые волосы, изрезанное морщинами лицо, полупрозрачная кожа, глаза, казалось, слишком маленькие для своих орбит, кривая улыбка жертвы инсульта. Я непроизвольно отвёл глаза.

– Это вы, не так ли? – спросила Лопес. – Ваш оригинал?

Карен кивнула.

– Да.

– Настоящая вы, вы, которая…

– Возражение! – воскликнул Дешон. – Ответ дан.

– Принимается, – сказал Херрингтон.

250