Я кивнул. Я не хотел быть здесь – по крайней мере, при таких обстоятельствах. Но, думаю, я чувствовал себя морально обязанным – несмотря на то, что я ничего не сделал.
– И, я вижу, вы привезли газету, – продолжал Смайт. – Превосходно! Итак, у нас есть видеофонная связь с лунобусом. Вот микрофон, вот здесь камера. Он заблокировал все камеры наблюдения в лунобусе, но мы можем видеть его через камеру видеофона, когда он выходит на связь, и он может видеть нас. Я собираюсь ему позвонить и сказать, что вы здесь. Он, по крайней мере, частично, ведёт себя разумно – выпустил одного из заложников. Чандрагупта сказал…
– Чандрагупта? – поражённо прервал его я. – Пандит Чандрагупта?
– Да. А что?
– Какое он к этому имеет отношение?
– Это он вылечил другого вас, – пояснил Смайт.
Мне хотелось хлопнуть себя по лбу, но это выглядело бы слишком театрально.
– Господи, ну конечно! А так же из‑за него началась вся эта бодяга с судебным процессом. Он выписал свидетельство о смерти Карен Бесарян, которая умерла здесь.
– Да, да. Мы видели. Мы, разумеется, следим за ходом процесса. Излишне говорить, что мы вовсе ему не рады. Так вот, он говорит, что ваш, э‑э…
– Кожура, – сказал я. – Я знаком с жаргоном. Моя кожура.
– Да. Он говорит, что ваша кожура будет страдать от сильных флуктуаций уровней нейротрансмиттеров в мозгу в течение, вероятно, ещё пары дней. Иногда он ведёт себя очень разумно, но временами становится чрезвычайно вспыльчив или превращается в параноика.
– Чёрт, – сказл я.
Смайт кивнул.
– Кто бы мог подумать, что будет легче скопировать мозг, чем вылечить его. Но в любем случае помните, что он вооружён и…
– Вооружён? – спросили мы с Карен в унисон.
– Да, да. У него горный пистолет – это такое альпинистское приспособление, стреляет металлическими штырями. Он запросто может кого‑нибудь убить.
– Бог ты мой… – сказал я.
– Да уж, – согласился Смайт. – Ну ладно, я ему звоню. Не обещайте ему ничего, чего не можете дать, и старайтесь его не злить. Хорошо?
Я кивнул.
– Поехали, – сказал Смайт и нажал несколько кнопок на маленькой панели.
Телефон несколько раз пискнул; потом послышалось:
– Лучше бы у вас были хорошие новости, Гейб.
Изображение на экране видеофона было моим прежним лицом; я и забыл уже, как много седины было у меня в волосах. В его глазах было затравленное выражение, которого, как мне кажется, я раньше никогда не видел.
– Хорошие, Джейк, – сказал Смайт. Было странно слышать своё имя, когда обращаются не ко мне. – Очень хорошие. Твой… другой ты уже здесь, рядом со мной, в диспетчерской Нового Эдема. – Он жестом пригласил меня войти в поле зрения камеры, и я подчинился.
– Привет, – сказал я, и мой голос показался механическим даже мне самому. Я уже и забыл, как богат был мой настоящий – оригинальный – голос.
– Пффф , – сказал другой я. – Ты привёз газету?
– Да, – сказал я. Карен, держась за кадром, протянула её мне. Я поднял её к камере телефона, чтобы он смог увидеть дату и прочесть заголовки.
– Я, конечно, проверю её позже, но пока всё вроде в порядке; я верю, что ракета прибыла с Земли сегодня, и что ты – это, возможно, он.
– Открой иллюминатор на лунобусе, и ты увидишь ракету, – сказал я. – Она примерно в сотне метров и… сейчас прикину… должна быть видна с левого борта от тебя.
– И снайпер как раз только и ждёт, чтобы моё лицо появилось в иллюминаторе.
– Честное слово, Джейк, – вмешался Гейб. – На Луне нет снайперов.
– Если только он не прилетел с ним , – сказал другой Джек, указывая на меня. Я не помнил за собой такой паранойи. Мне это не нравилось.
Гейб посмотрел на меня. Он слегка приподнял плечи и немного вскинул светлые брови.
– Джейк, – мягко сказал я, – ты хотел меня видеть?
Лицо на мониторе кивнуло.
– Но как я узнаю, что ты – это правда ты?
– Это я.
– Нет. В лучшем случае – один из нас. Но в это тело может быть загружено любое сознание; то, что он внешне выглядит, как я, ещё не значит, что внутри у него мой мнемоскан.
– Ну так задай мне вопрос, – сказал я.
Он мог задать мне бесчисленное множество вопросов о вещах, которые лишь мы могли знать. Имя воображаемого друга моего детства, о котором я никому не рассказывал. Первая и единственная вещь, которую я подростком украл из магазина – портативная игровая приставка, которую мне просто невероятно хотелось иметь.
И я с удовольствием ответил бы на эти вопросы. Но он их задавать не стал. Нет, он выбрал тот, на который мне отвечать не хотелось. Было ли то из‑за его извращённого желания унизить меня, хотя раскрытие этого факта причинило бы боль и ему, или он хотел показать мне, чтобы я объяснил это потом Смайту и остальным, как далеко он способен зайти – этого я определить не мог.
– Где именно, – спросил он, – мы находились, когда у отца случилось кровоизлияние в мозг?
Я посмотрел на Карен, потом снова в камеру.
– В его «берлоге».
– И что мы в этот момент делали?
– Джейк…
– Ты не знаешь, правда?
О, я знаю, я знаю.
– Не надо, Джейк.
– Смайт, если это опять какая‑то лажа, я убью Гадеса – клянусь.
– Не делай этого, – сказал я. – Я отвечу. Отвечу. – Мне по‑настоящему не хватало способности сделать глубокий, успокаивающий вдох. – Мы с ним ругались.
– О чём?
– Джейк, не надо. Ты слышал достаточно, чтобы понять, что я – это в самом деле я.
– О чём? – требовательно повторил другой я.
Я закрыл глаза и, не открывая их, тихо проговорил:
– Меня поймали за пользованием поддельным удостоверением личности. Мы кричали друг на друга, и он свалился прямо у меня на глазах. Ссора со мной и стала причиной кровоизлияния у него в мозгу.