Золотое руно (сборник) - Страница 264

К оглавлению

264

Я почувствовал руку Карен у себя на плече. Она слегка его сжала.

– Ну надо же, – сказал другой я. – Добро пожаловать на Луну, братец.

– Я хотел бы посетить это место при других обстоятельстваз, – сказал я, открывая, наконец, глаза.

– Я тоже. – Он помолчал. – Кто это? Ещё один мнемоскан?

– Друг.

– Хмм. Ого – да это же Карен, нет? Я видел по телевизору. Карен Бесарян.

– Здравствуйте, Джейк, – сказала она.

– Вы, должно быть, знаете, что ваш кожура умерла – это стало известно в ходе процесса, правда? Что вы здесь делаете?

– Я прилетела с Джейком, – сказала Карен. – Он… мы…

– Что?

Я взглянул через плечо на Карен. Она легко двинула плечами и сказала:

– Мы любовники.

Биологический я был потрясён.

– Что?

– Не можете себе такого представить? – спросила Карен. – Ваша копия – и с такой старой женщиной? Вы знаете, я помню, как мы познакомились на презентации.

Другой Джейк на мгновение смешался, потом сказал:

– Да. Конечно, вы помните.

– Возраст не имеет значения, – сказала Карен. – Не для меня. И не для Джейка.

– Я – Джейк, – сказал биологический я.

– Нет, не вы. Не юридически. Не более, чем женщина, которая здесь умерла, была мной.

Я видел, что Гейб и остальные занервничали, но никто не стал останавливать Карен. А другой я так вообще как будто обрадовался.

– Давайте‑ка проясним: вы двое – мнемоскан Карен и мнемоскан Джейк – вы вместе, да? Пара?

– Да.

– Из чего следует… из чего следует, что ты, Джейк – ты не с Ребеккой?

Я удивился.

– С Ребеккой? С Ребеккой Чонг ?

– Мы знаем другую Ребекку? Да, конечно Ребекка Чонг!

– Нет, нет. Мы с ней… она… она не очень хорошо восприняла мою трансформацию. И, кстати, Ракушка тоже… Ребекка сейчас за ней присматривает.

Его лицо озарилось настоящей улыбкой.

– Отлично. Отлично. – Он посмотрел на меня, потом на Карен, и едва ли не со смехом сказал: – Я надеюсь, что вы будете вдвоём очень счастливы.

– Ни к чему над нами глумиться, – резко сказала Карен.

– О, вовсе нет, вовсе нет, – сказал другой я с преувеличенной любезностью, – я говорю совершенно искренне. – Но потом посерьёзнел. – Так или иначе, я следил за вашими юридическими перипетиями, Карен. Вполне возможно, что вы оба потеряете права личности.

– Мы ничего не потеряем, – так же резко отозвалась Карен. – Мой Джейк – не какой‑нибудь местоблюститель, приглядывающий за вашей жизнью, пока вы не будете готовы забрать её назад. Он продолжил её, живя собственной жизнью – со мной. И мы не собираемся идти на попятный.

Моё биологическое эго было, казалось, несколько обескуражено напором Карен.

– Я… э‑э…

– Так что, как вы видите, – продолжила Карен, – речь идёт не о вас и ваших желаниях. У моего Джейка теперь собственная жизнь. Новые друзья. Новые отношения.

– Но это я – настоящий!

– Чушь собачья, – ответила Карен. – Чем вы можете это доказать?

– Только я… только у меня есть…

– Что? Душа? Вы думаете, тут всё дело в душе? Нет никакой души. Поживите с моё и узнаете. Увидите, как люди увядают, день за днём, год за годом, пока от них не остаётся ничего. Душа! Картезианская чепуха. Нет в вас никакой магической неощутимой части. Всё, что вы есть – это физический процесс, процесс, который может быть, и был безупречно воспроизведён. У вас нет ничего – ничего – чего бы не было у этого Джейка. Душа? Хватит молоть чушь!

– Ты знаешь, что она права, – мягко сказал я. – Раньше ты никогда не верил в душу. Когда мама говорила о том, что папина душа всё ещё там, в том разрушенном мозгу, тебе было жаль её не из‑за того, что случилось с папой, а из‑за того, что она заблуждалась . Ты именно так об этом и думал, этим самым словом; ты это знаешь, и я это знаю. Заблуждалась .

– Да, но…

– Но что? – спросил я. – Ты хотел сказать, что теперь всё по‑другому? Что ты достиг какого‑то просветления?

– Ты…

– Если кто и должен был начать смотреть на вещи по‑другому, – сказал я, – так это я. Собственно, я и начал – я теперь вижу все цвета. И я знаю, что ничего во мне не пропало. Мой разум – идеальная, идеальная копия твоего.

– Ты бы не смог узнать, если бы чего‑то не хватало, – сказал он.

– Конечно смог бы, – вмешалась Карен. – Когда стареешь, то болезненно осознаёшь все те вещи, что ускользают от тебя. Чувства притупляются, становится труднее что‑то вспомнить. Вы знаете совершенно точно, что у вас было до того, как вы это потеряли.

– Она права, – сказал я. – Я совершенно цельный . И так же, как и ты, хочу жить своей жизнью.


39


Два меня.

Это всё чертовски запутано, но я обнаружил, что думаю о нём как о Джейкобе, а о себе как о Джейке. Один из тех ментальных фокусов, в которых мы начинаем нуждаться всё больше, когда становимся старше.

Он был Джейкоб, где конечное «ОБ» означало «оригинальный биологический». Я же был просто Джейк.

Я обнаружил, что я, Джейк, не могу отвести глаз от экрана видеофона, показывавшего Джейкоба, моей кожуры. Всего несколько недель назад мы были одним целым, а…

А до того меня попросту не было. Он, Джейкоб, был единственным, кто на самом деле пережил всё то, о чём я лишь помнил. Это у него был шрам на правой руке после падения с дерева в двенадцать, это он запнулся о ступеньку и повредил связку на лодыжке, это у него была артериовенозная мальформация, это он смотрел, как падает мой отец, это он занимался любовью с Ребеккой и он видел мир в усечённой цветовой палитре, в которую были окрашены большинство наших общих воспоминаний.

– Я пойду туда, – сказал я в видеофон.

264