Сара посмотрела на Дона, потом снова на Мак‑Гэвина. Она отпила воды из бокала, вероятно, чтобы выиграть несколько секунд на раздумья.
– Это очень… необычная интерпретация, – сказала она. – Из‑за того, что между отправкой сообщения и получением ответа на него проходит так много времени, SETI – это занятие для целых цивилизаций, а не отдельных людей.
– Нет‑нет, это не так, совершенно не так, – сказал Мак‑Гэвин. – Каковы фундаментальные положения SETI? Наверняка вот этот из их числа: практически любая раса, с которой мы вступим в контакт, будет более развита, чем мы. Почему? Потому что к настоящему моменту мы пользуемся радио всего сто пятьдесят три года, что исчезающее мало по сравнению с четырнадцатью миллиардами лет, в течение которых существует вселенная. Практически наверняка любая цивилизация, с которой мы свяжемся, пользуется радио дольше, чем мы.
– Да, – сказала Сара.
– И что? – добавил Дон.
– А то, – сказал Мак‑Гэвин, – что короткий срок жизни характерен лишь для технологически неразвитых цивилизаций. Через какое, по‑вашему, время после изобретения радио разумные существа смогут декодировать ДНК или то, что у них является носителем наследственной информации? Через какое время они овладеют переливанием крови, трансплантацией органов, клонированием тканей? Как скоро они справятся с раком и болезнями сердца, или с подобными заболеваниями, оставленными им в наследство их неряшливой эволюцией? Сто лет? Двести? Несомненно, не больше трёхсот или четырёхсот. Согласны?
Он посмотрел на Сару, видимо, ожидая, что она кивнёт. Она не кивнула, и через секунду он продолжил:
– Так же, как инопланетяне, с которыми мы вступим в контакт, почти наверняка пользуются радио дольше нас, они почти наверняка умеют продлевать срок своего существования далеко за пределы той жалкой горстки лет, что длилась их жизнь раньше. – Он развёл руками. – Нет, здесь всё верно: общение между двумя планетами – это не что‑то такое, что начинает одно поколение, продолжает другое, и принимает, как эстафету, третье. Даже с учётом временны́х масштабов, навязываемых скоростью света, межзвёздное общение – это почти наверняка общение между двумя конкретными индивидуумами. И вы, доктор Галифакс – наш индивидуум. Вы уже доказали, много лет назад, что вы знаете, как они мыслят. Никто другой этого не смог.
– Я… – тихо сказала она, – я буду рада стать… гмм… лицом компании по отправке нашего следующего ответа, но после этого… – Она слегка приподняла свои узкие плечи, будто говоря, что остальное очевидно.
– Нет, – сказал Мак‑Гэвин. – Мы должны сохранить вас на гораздо дольше время.
Сара явно нервничала; Дон видел это, хотя Мак‑Гэвин не замечал. Она подняла свой бокал и взболтала содержимое так, что кубики льда застукались друг о друга.
– Что же у вас на уме? Набить из меня чучело и выставить на обозрение?
– Боже мой, нет!
– Тогда что? – требовательно спросил Дон.
– Омоложение, – сказал Мак‑Гэвин.
– Простите? – сказала Сара.
– Омоложение. Роллбэк. Мы снова сделаем вас молодой. Вы, несомненно, слышали об этом процессе.
Дон и правда о нём слышал, да и Сара наверняка тоже. Но всего лишь пара сотен людей пока прошли через него, и стоил он до неприличия дорого.
Сара подалась вперёд и поставила свой бокал на гранитную столешницу рядом с местом, где на неё опирался Мак‑Гэвин. Её рука дрожала.
– Это… это стоит целое состояние, – сказала она.
– Оно у меня есть, – ответил Мак‑Гэвин.
– Но… но… я не знаю, – сказала Сара. – Я… то есть, это правда работает?
– Посмотрите на меня, – сказал Мак‑Гэвин, разводя руки в стороны. – Мне шестьдесят два, согласно моему свидетельству о рождении. Но мои клетки, мои теломеры, мой уровень свободных радикалов и любой другой индикатор говорит, что мне двадцать пять. А чувствую я себя ещё моложе.
У Дона, должно быть, отвисла от удивления челюсть.
– Вы думали, я сделал подтяжку лица или что‑то в этом роде? – спросил Мак‑Гэвин, поглядев на него. – Пластическая хирургия – это как заплатка для программы. Быстрая, сляпанная наспех заплатка, которая частенько создаёт больше проблем, чем устраняет. Но омоложение – это как переписать программу заново, это настоящее решение. Вы не просто снова выглядите молодым – вы становитесь молодым. – Его тонкие брови взбежали на высокий лоб. – И это то, что я вам предлагаю. Полноценная омолаживающая терапия.
Сара выглядела потрясённой, и заговорить ей удалось не сразу.
– Но… это смешно, – сказала она, наконец. – Никто даже не знает, работает ли она на самом деле. Я имею в виду, вы выглядите молодым, может быть, даже чувствуете себя молодым, но терапия появилась совсем недавно. Никто ещё не прожил заметно дольше, чем обычный срок жизни. Нет доказательств того, что этот процесс в самом деле продлевает вам жизнь.
Мак‑Гэвин махнул рукой.
– Было множество тестов на лабораторных животных. Они все снова становились молодыми и потом старились совершенно нормально. Мы видели, как мыши и даже лемуры проживали свой удлинённый срок жизни без малейших проблем. Что касается людей, что ж – мои врачи говорят, что за исключением нескольких специфических индикаторов типа колец роста на зубах в биологическом смысле мне двадцать пять, и с этого момента моё старение снова пошло естественным образом. – Он развёл руками. – Поверьте мне, это работает. И я предлагаю это вам.
– Мистер Мак‑Гэвин, – сказал Дон, – я правда не думаю, что…
– Только вместе с Доном, – прервала его Сара.