– Потому что вариативность – это то, без чего нет эволюции: если нет вариаций, то естественному отбору нечего закреплять, а без естественного отбора нечему вывести разнообразие видов из слизи. Психология ничем не отличается от любого другого сложного признака: она обязательно будет вариативна в любом месте вселенной. А это означает наличие споров по фундаментальным вопросам.
– Ладно, – согласился он. Задувал прохладный ветер; он пожалел, что не надел рубашку с длинным рукавом. – Но проблемы морали, которые обсуждают они , совершенно не обязательно те же, что обсуждаем мы .
Сара покачала головой.
– Готова биться об заклад, что перед ними встанут те же самые вопросы, что и перед нами, поскольку развитие науки всегда ведёт к одним и тем же базовым моральным затруднениям.
Он пнул камешек носком башмака.
– Например?
– Ну, возьмём, к примеру, аборт. Именно научный прогресс вывел его на первый план; технология, позволяющая надёжно прервать развитие плода, не убив и не искалечив мать – это достижение науки. Теперь мы можем это делать, но должны ли мы делать это?
– Но, – сказал он, – предположим, что драконианцы – это и правда драконы – ну, вроде как, рептилии. Я знаю, что это наверняка не так; я знаю, что название образовано от созвездия, которое и видно‑то только с нашей стороны. Но допустим. Если это раса разумных рептилий, то аборт – не технологическая проблема. Уничтожение яиц в кладке не наносит матери совершенно никакого вреда.
– Ладно, хорошо, допустим, – сказала она. Камешек, который Дон раньше пнул, теперь оказался у ней на пути, и она отправила его ещё дальше. – Но это не аналог аборта; аналог аборта – это уничтожение оплодотворённого яйца до того, как оно будет отложено, пока оно находится в организме матери.
– Некоторые рыбы вымётывают неоплодотворённую икру в воду, и только после этого она оплодотворяется семенной жидкостью самцов, которые также выпускают её прямо в воду. Оплодотворение происходит вне организма самки.
– Хорошо, – сказала Сара. – У существ такого типа не будет проблемы абортов в именно такой же форме, как у нас, но, как я говорила в «As It Happens», у водных существ вряд ли когда‑либо появятся радио и другие технологии.
– Но всё‑таки, почему аборт – это моральная проблема? То есть, для людей‑то понятно – потому что мы считаем, что в какой‑то момент в теле появляется душа, и мы не можем договориться, в какой именно. Но в послании инопланетян нет ничего про душу.
– «Душа» – это просто сокращённое название для вопроса о том, когда начинается жизнь, а этот вопрос касается уже всех – по крайней мере, тех рас, у которых есть собственная программа SETI.
– Почему?
– Потому что SETI базируется на понимании того, что жизнь, как антитеза не‑жизни, важна, и что поиск её осмыслен. Если тебя не волнует разница между жизнью и не‑жизнью, то ты занимаешься астрономией, а не SETI. А где проходит эта граница, всегда было интересно людям, которые ценят жизнь. Большинство людей согласятся, что убить собаку без особой на то причины – плохо, потому что собака, очевидно, живая – но живой ли эмбрион? Это спорно; и каждая раса должна будет определить, когда же он становится живым.
– Ну, это происходит либо при зачатии, либо при рождении, так ведь?
Сара покачала головой.
– Нет. Даже здесь, на Земле, есть культуры, в которых не дают детям имён, пока те не проживут сорок дней, и я даже слышала аргументы в пользу того, что дети не являются людьми, пока им не исполнится три года или около того – пока они не начнут формировать постоянных, долговременных воспоминаний. И даже тогда остаётся обширное пространство для споров. Мы знаем, что драконианцы размножаются половым путём, перемешивая гены в процессе; это очевидно из их послания. И, кстати, я подозреваю, что этот способ размножения очень распространён во вселенной: он даёт огромные возможности для эволюции, создавая новый расклад генов в каждом новом поколении вместо того, чтобы ждать случайной мутации от залётной частицы космических лучей в случае организмов, производящих идентичные копии себя. Вспомни, что жизнь на этой планете впервые возникла четыре миллиарда лет назад, и первые три с половиной миллиарда оставалась в основном неизменной. Но когда полмиллиарда лет назад, во время кембрийского взрыва, был изобретён секс, сразу – бабах! – эволюция вдруг помчалась вперёд скачками. И любая раса, размножающаяся половым путём, наверняка будет обсуждать этичность уничтожения уникальной комбинации генетического материала, даже если они единодушно считают, что таковой не является живым до самого момента рождения.
Дон нахмурился.
– Это звучит как моральные терзания по поводу уничтожения снежинок. Уникальность ещё не означает ценность – особенно если каждый объект данного класса уникален.
Перед ними перебежал через дорогу бурундук.
– Кроме того, – продолжал Дон, – говоря об эволюции, разве проблема абортов не должна решиться сама собой через достаточно длительное время? Ведь естественный отбор, очевидно, будет давать преимущество тем, кто на практике решает не прерывать беременность перед теми, кто решает сделать аборт, потому что каждая прерванная беременность – это минус один набор твоих генов в генетическом пуле. Через достаточное количество поколений сторонники абортов просто исчезнут из популяции.
– Боже! – сказала Сара, качая головой. – Какая отталкивающая идея! Но даже если так, это будет верно только тогда, когда желание делать выбор в пользу репродукции – это единственный фактор, влияющий на то, доживёт ребёнок до репродуктивного возраста без чрезмерных затрат ресурсов или нет. Взять, к примеру, Барб и Барри – они ведь фактически посвятили всю свою жизнь Фредди. – У сына Барб – кузины Сары – была тяжёлая форма аутизма. – Я, конечно, люблю Фредди, но он, по сути, занимает место другого ребёнка, вырастить которого потребовало бы многократно меньше усилий, и который бы с гораздо большей вероятностью дал бы Барб и Барри внуков.