– И что же в этом неправильно?
– Да всё неправильно, – сказала она. – Это определение научности не даёт нам прийти к выводу о том, что мы есть продукт труда других учёных, работающих в реальности за пределами нашей. Это оставляет нас с нелепым «научным» мировоззрением, которое с одной стороны допускает, что мы рано или поздно научимся создавать идеально смоделированные реальности или дочерние вселенные, но с другой стороны не способно признать, что мы сами можем жить в одной из таких штук.
– Может быть, учёных не интересует этот вопрос просто потому, что он на самом деле не даёт никаких ответов, – сказал Дон. – Думаю, кто‑нибудь вроде Ричарда Докинза мог бы сказать: ну и что, что нас создали какие‑то другие разумные существа? Это не даёт ответа на вопрос о том, откуда взялись они сами.
– Но наука – и, в частности, теория эволюции, за которую Докинз стоит горой – это, в основном, прослеживание генеалогий и заполнение недостающих звеньев. Если взглянуть на эволюцию пошире, то можно сказать, что вопрос о том, действительно ли птицы произошли от динозавров, нелеп и не стоит усилий, так же, как вопрос о том, была ли Люси нашим предком, потому что единственный по‑настоящему интересный вопрос – это откуда взялся наш самый первый предок, общий предок всех живых существ. Это неверно; это один из очень интересных вопросов, но не единственный, на который стоит искать ответ. Живём ли мы в искусственно созданной вселенной – этот вопрос интересен сам по себе, и он достоин внимания учёных. И если создатель и правда существует, или раса разумных становится таким создателем сама, это немедленно поднимает моральный вопрос о том, какую ответственность и обязательства несут создания перед своим создателем и несут ли вообще, а также обратную, которой, по моему мнению, уделяется совершенно недостаточно внимания: об ответственности и обязательствах нашего возможного создателя перед нами .
Дон сделал широкий шаг в сторону и уставился в тёмное небо.
– Эй, Господи, – сказал он, – целься точнее…
– Нет, серьёзно, – сказала Сара, – технологии дают виду способность предотвращать появление жизни, создавать жизнь, забирать жизнь в масштабах больших и малых; технологии же в конечном итоге дадут нам способности, которые мы бы назвали божественными, и, пусть даже наука в её современном определении и неспособна этого увидеть, из этого вытекает возможность того, что мы сами есть результат деятельности какого‑то другого существа, которое уже в силу того факта, что он создал нас, также заслуживает называться Богом. Это не значит, что мы должны ему поклоняться – но это значит, что нам и любой другой технологически развитой цивилизации придётся отвечать на вопросы, связанные с возможностью быть Богом и возможностью оказаться детьми Бога.
Они перебежали через дорогу перед приближающейся машиной.
– И что же, инопланетяне с Сигмы Дракона написали нам, чтобы спросить у нас совета? – сказал Дон. – В таком случае, помоги им небо.
Сара говорила, что одной из привлекательных сторон возвращения молодости является возможность прочесть все великие книги. Дон не назвал бы книгу, которую сейчас читал, великой – это был триллер того типа, что во времена его молодости выставляли в аптеках на крутящихся стендах – однако ему доставляла радость сама возможность снова читать, не напрягая глаза и не пользуясь при этом костылями.
Вскоре, однако, книга ему наскучила, и он велел датакомму пробежаться по телеканалам в поисках чего‑нибудь, что могло бы его заинтересовать.
– Глянь‑ка, – сказал он, понимая взгляд от составленного для него датакоммом списка, – «Дискавери» показывает ту старую документалку про первое послание.
Сара, сидевшая на диване, посмотрела в его сторону; он сидел, развалясь, в кресле.
– Какую документалку? – спросила она.
– Ну, ту, – ответил он немного нетерпеливо, – часовую программу про то, как ты отправляешь ответ на Сигму Дракона.
– О, – сказала Сара. – Вспомнила.
– Не хочешь посмотреть?
– Нет. Наверняка у нас где‑то есть запись.
– И наверняка в формате, который уже ничем не читается. Я включу.
– Лучше не надо, – сказала она.
– Ой, да ладно! Будет весело. – Он посмотрел на висящую над камином видеопанель. – Телевизор; включить; канал «Дискавери».
Картинка была очень чёткой, цвета – яркими. Дон и забыл, что тогда уже было телевидение высокого разрешения; множество старых сериалов он не мог больше смотреть из‑за низкого качества картинки.
Фильм уже начался. Сначала шли виды радиотелескопа Аресибо с высоты птичьего полёта под голос ведущего – канадского, кстати, актёра, как его звали? Мори Чайкин? Вскоре их сменила краткая история SETI: уравнение Дрейка, проект «Озма», табличка на «Пионере‑10», золотой диск «Вояджера» – дизайн которого, как не могла не упомянуть передача канадской редакции канала «Дискавери», был разработан торонтцем Джоном Ломбергом. Дон уже и забыл, как много в этом фильме было не про Сару и её открытие. Может быть, стоит сходить на кухню принести чего‑нибудь попить, и…
И внезапно на экране появилась она, и…
И он посмотрел на жену, сидящую рядом на диване, и потом снова на экран, и снова на Сару, и снова в телевизор. Она неподвижно смотрела на камин – не на магнифотовую панель над ним, и лицо её покраснело, словно от смущения, потому что…
Потому что на экране она выглядела настолько моложе, настолько крепче. В конце концов, это ведь снято тридцать восемь лет назад, когда ей было сорок девять. Это было что‑то вроде роллбэка, возврата в предыдущее состояние; конечно, не настолько далеко, насколько вернулся он, но всё равно было горько от воспоминания о неслучившемся.