Золотое руно (сборник) - Страница 321

321

– Прости меня, дорогая. Мне так жаль, – тихо сказал он, и потом громче, в пространство: – Телевизор; выключить.

Она повернулась к нему; её лицо было бесстрастно.

– Мне тоже, – сказала она.

Позже в тот же день Сара поднялась наверх в бывшую комнату Карла, чтобы поработать с гигантской кипой бумаг, принесённой Доном из университета.

Дон тем временем спустился в подвал. Они с Сарой почти перестали им пользоваться, когда состарились. Ведущие туда ступени были особенно круты, а поручни имелись только со стороны стены. Но сейчас спуск не составлял для него труда, а в этот жаркий летний день там было самое прохладное место в доме.

Не говоря уж о том, что самое уединённое.

Он присел на один из стоящих здесь старых диванов и с неприятным ощущением внутри огляделся вокруг. Здесь творилась история. Вон там Сара догадалась о смысле оригинального сообщения. И история может быть сотворена в этом доме снова, если она сможет расшифровать второе послание драконианцев. Возможно, когда‑нибудь на их газоне установят памятный знак.

Дон крепко сжимал в руке датакомм, и его пластиковый корпус намок от пота. Хотя он представлял себе, как увидит Ленору снова, он знал, что этого никогда не будет. Но она заставила его пообещать, что он позвонит, и он не мог просто бросить её, покинуть в неведении. Это будет неправильно, мелко и жалко. Нет, он должен позвонить ей и попрощаться, как подобает. Он скажет ей правду, скажет, что она в его жизни не единственная.

Он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, открыл датакомм, тут же захлопнул его и потом, наконец, снова открыл, осторожно, словно приподнимая крышку гроба.

И заговорил с маленьким устройством, сказав ему, с кем хочет связаться, и…

Гудки. Колокольный звон. А потом…

Резкий голос.

– Алло?

– Привет, Ленора, – сказал он; сердце выпрыгивало из груди. – Это Дон.

Молчание.

– Ну, ты помнишь, Дон Галифакс.

– Алло, – повторила Ленора ледяным голосом.

– Послушай, прости, что я не звонил, но…

– Прошло три дня .

– Да, я знаю, знаю, я виноват. Я правда собирался позвонить. Я не хотел, чтобы ты думала, будто я – один из тех парней, что… ну, из тех парней, что потом не звонят.

– Но ты удачно им прикинулся, – сказала она.

Его передёрнуло.

– Прости. Ты достойна лучшего…

– Ещё как.

– Да, я знаю. Но, послушай, я…

– Разве тебе было не хорошо со мной?

– Мне было просто великолепно, – сказал он. И то была правда – практически единственный раз за много недель, когда он почувствовал себя счастливым. Не только из‑за секса, но и из‑за того, что рядом кто‑то, живущий в одном ритме с ним, и…

Ленора, казалось, начала оттаивать.

– Это хорошо. Потому что мне тоже. Ты… ты – это правда нечто.

– Гммм… спасибо. И ты тоже. Но, гммм…

– Слушай, – тон её голоса намекал, что она проявляет особое благоволение, – завтра я занята в продуктовом банке. Но в воскресенье я свободна. Может, сходим куда‑нибудь?

Нет , подумал Дон.

– Что у тебя на уме? – спросил он, и сам поразился тому, что говорит это.

– По прогнозу будет отличная погода. Как насчёт выбраться на Сентер‑айленд?

Я не могу этого сделать, подумал он. Я этого не сделаю.

– Дон? – позвала Ленора, прерывая неловкую паузу.

Он закрыл глаза.

– Конечно, – сказал он. – Конечно, почему нет?

Дон прибыл к пристани парома в конце Бэй‑стрит примерно на десять минут раньше, и оглядывал толпу в поисках…

А, вот же она: Ленора, «что блистает ярче всех земных огней». Она бежит к нему, в суперкоротких белых шортах и свободном топе, сжимая гигантскую шляпу от солнца. Она вытянулась и поцеловала его в губы, а потом отстранилась, улыбаясь, и…

И его как громом поразило. У себя в голове он её состарил; он воображал её тридцатипятилетней, этот возраст казался ему более подходящим для женщины, с которой ему захотелось бы заговорить, но вот она перед ним, со свежим лицом и веснушками, и выглядит на десять лет моложе.

Они погрузились на «Макс Хейнс», белый двухпалубный паром, и отправились в полуторакилометровое плавание на Сентер‑айленд с его набережными, пляжами, парками развлечений и садами.

Леноре захотелось сюда приехать, по её словам, потому что она соскучилась по водным просторам. Но результат оказался не слишком вдохновляющим: чайки, пожирающие отбросы, оказались не лучшей заменой ванкуверским большим голубым цаплям, и, кроме того, в воздухе не было солёного морского запаха. После высадки они часа полтора бегали трусцой. Дон нашёл это занятие бодрящим; кроме того, ему нравилось ощущать, как его волосы – да‑да, волосы! – развеваются на ветру.

После этого они просто бродили по мощёным дорожкам, тщательно обходя гусиный помёт. По правую руку у них был залив, а за ним – собственно Торонто, город, за ростом и расширением которого Дон наблюдал бо́льшую часть столетия. В его силуэте по‑прежнему доминировала Си‑Эн Тауэр, когда‑то давно самое высокое отдельностоящее сооружение в мире; подростком он со своим другом Айвеном ходил смотреть, как грузовые вертолёты поднимают наверх её огромные секции.

Угловатые небоскрёбы, как линии гигантского штрих‑кода, тянулись вправо и влево от телебашни. Он помнил время, когда деловой центр Торонто был крошечным скоплением высоких зданий, но сегодня он тянулся и тянулся вдоль всего побережья, на запад к Миссисоге и на восток, туда, где на его пути вставали Утёсы Скарборо.

В течение жизни Дона изменился не только силуэт города – и всё же некоторые вещи не изменились так, как он от них ожидал. Он помнил, как ходил с отцом на «Космическую одиссею 2001» в год её выхода, в 1968. Чем хорошо родиться в год, оканчивающийся нулём – гораздо легче считать. Даже ребёнком он знал, что в 2001 ему будет сорок один, а его отцу, сидящему рядом в кинотеатре «Глендейл», сейчас было сорок три, то есть Дон будет младше него, когда чудеса, показанные в фильме, станут реальностью: космопланы «Пан‑Американ», гигантские орбитальные станции в форме колёс и отели «Говард Джонсон» на них, города на Луне, экспедиции к Юпитеру, криогенная заморозка, и – «Открой причальные ворота, Хэл» – искусственный интеллект.

321