Золотое руно (сборник) - Страница 43

– Старые прогнозы погоды? Старые результаты футбольных матчей? Кому это интересно? Кроме того, из‑за замедления времени эти газеты на самом деле уже на все четыре года отстали от того, что делается на Земле сейчас.

– Это лучше, чем ничего. Вот смотри. Здесь говорится, что «Блю Джейз» уволили менеджера. Так вот, я этого не знал. Они к тому дню не выигрывали уже много недель. И потом первую же игру с новым менеджером, Мануэлем Борхесом, выиграли с разгромным счётом. Это же здорово.

– Ну и что? Какое это будет иметь значение, когда мы вернёмся?

– Я играл в городской лиге «Своей игры», я тебе никогда не рассказывал? Матчи проводились в торонтских пабах. Лига называлась «Канадская Инквизиция». Два дивизиона – «Торквемада» и «Леон Яворски».

– Кто и кто? – переспросила Кирстен, пытаясь голубыми ногтями на пальцах рук дотянуться до таких же на ногах.

Аарон шумно вздохнул.

– Ну, если не знаешь, кто это, то в лигу вряд ли попадёшь. Томас Торквемада был тем парнем, что стоял за жестокими методами испанской инквизиции.

– «Никто не ждёт испанскую инквизицию!» – сказал я с большим удовольствием, хотя динамик моего краба вряд ли справился должным образом с воспроизведением моего британского акцента.

– Вот, Джейс там был бы на своём месте. Именно этим каждый фанат викторин отвечает на упоминание об испанской инквизиции.

– Не хочу спрашивать, почему, – сказала Кирстен.

– «Монти Пайтон», – ответил Аарон.

– Ах, – осмотрительно сказала она, но я знал, что у неё не было ни малейшей идеи о том, что это значит. Она пододвинулась ближе к нему. Аарон воспринял это как разрешение продолжать.

– А Леон Яворски – это особый прокурор Департамента Юстиции на слушаниях по поводу Уотергейтского скандала, который привёл к отставке Ричарда Никсона. Никсон был…

– Тридцать каким‑то президентом США, – прервала его Кирстен. – Кое‑что я знаю и сама.

Аарон снова улыбнулся.

– Прости.

– Так какое это всё имеет отношение к чтению старых газет?

– Ты разве ещё не поняла? Когда я вернусь, я буду не в контексте текущих событий. Если меня спросят, какая гипнолента лучше всего продавалась в прошлом году в Великобритании, я не буду знать, что ответить.

– Гипнолента?

– Да что угодно. Кто знает, какие технологии появятся ко времени нашего возвращения. Нет, если только не будут начисляться очки за вопросы типа «Какое имя носил искусственный квантовый интеллект, управлявший звездолётом «Арго»?», я оказываюсь абсолютно вне игры. Но зато в том, что касается вещей столетней давности, типа кто выбил первый гранд‑слэм после того, как «Блю Джейз» уволили менеджера в 2174, я буду на коне.

– Вот как.

– Кроме того, я готовлю себя к футуршоку, который мы испытаем, когда вернёмся.

– «Футуршок», – повторила Кирстен. – Термин, предложенный Элвином Тоффлером, писателем двадцатого века.

– Правда? – удивился Аарон. – Я не знал. Может, и от тебя в моей команде была бы польза.

Интересно, откуда она знает про Тоффлера? Быстрый просмотр её личного дела дал ответ. Студенткой она посещала курс под названием «Технологические пророки: От Уэллса до Вайнтрауба».

– А что ещё есть в той газете? – спросила Кирстен, неожиданно заинтересовавшись.

Аарон скользнул пальцем по иконке листания, просматривая статьи.

– Гмм. Вот, к примеру. «Исследовательница из Лондона, Англия», – жители Онтарио – единственные в мире, кто считает необходимым уточнять, о каком Лондоне они ведут речь, чтобы не перепутать британскую столицу с одноимённым заштатным городком в их собственной провинции, – «утверждает, что разработала прибор, позволяющий стимулировать рост дополнительных конечностей даже у взрослого человека».

– Правда?

– Так здесь написано. Она подала заявку на патент. Назвала его «Дай себе руку».

– Ты выдумываешь.

– С чего бы? Сама посмотри. – Он протянул планшет так, чтобы Кирстен был виден текст. – Подумай о том, какое это может иметь значение. Ты же знаешь, что все манипуляции с ДНК, которые дали И‑Шиню вторую пару рук, нужно было проделать, когда он был не более чем оплодотворённой яйцеклеткой.

– А я думала, что он тарк во втором поколении, – сказала Кирстен.

– Правда? Ну ладно, тогда все манипуляции с ДНК его отца и матери, которые сделали их такими. Ко времени нашего возвращения, возможно, у всех будет дополнительная пара рук.

– Для чего?

– Кто знает? Может, подросткам‑католикам будет проще одновременно креститься и дрочить.

– Аарон! – Она хлопнула его по плечу.

– Просто версия.

– Может быть, и правда стоит попробовать, – сказала она. – ЯЗОН?

– Да, доктор Хоогенраад.

– Я принимаю твоё предложение. Загрузи мне, пожалуйста, старый номер «Де Телеграаф».

– За какую‑нибудь конкретную дату?

– Ну пусть, скажем, за февраль. К примеру, за четырнадцатое число. День святого Валентина.

– Очень хорошо. Голландский оригинал или английский перевод?

– Оригинал.

– Секунду, загрузкаданны…

– ЯЗОН? – сказала Кирстен.

– Од‑од‑однусекунду. Уменяпроблемысмоими… смоими… ими…

– Джейс, с тобой всё в порядке? – спросил Аарон.

– Нзнаю. Ткого‑ткого‑такого недолжнобыть шесть‑эф, шесть‑семь, семь‑два, шесть‑один, шесть‑дэ, шесть‑дэ, шесть‑пять, шесть‑четыре…

На пляже у меня было 114 крабов. Примерно половина из них отключилась сразу; у остальных камера оказалась зафиксирована на том, на что они в этот момент смотрели. Я видел голограмму белых утёсов Дувра на перекрывающих друг друга картинках, получаемых от двух дюжин крабов. Однако что‑то в них было не так: тени на них переместились в предвечернюю позицию, хотя изображающая солнце лампа оставалась в зените. Голограмма замигала, рассыпалась муаром интерференционных узоров, расфокусировалась и пропала. На её месте возникли голые стальные стены с пятнами ржавчины. Чайки возмущённо заорали; люди выражали удивление более спокойно.