Где‑то в другом месте из пищевого процессора пролилась сырая питательная масса.
Свет включался в пустых помещениях и гас в комнатах, где находились люди.
Предохранители вылетали по всему «Эскулапиусу», переводя медицинское оборудование в ручной режим. Доктора кидались к постелям пациентов.
Видеоканалы перепутывались: голографическая оргия И‑Шиня вклинилась в коллоквиум Ариэля Вейтца по неферритовому магнетизму; его анимация атомов кальция, испытывающих притяжение и отталкивание, вспыхнула на каждом видеомониторе корабля; рябое лицо ведущего новостей Клауса Кёнига заменило собой голограммы звёздного неба в транспортных трубах, и вагончики устремлялись прямо ему в рот.
Включалось отопление.
Поисковые запросы зависали.
Лифты поднимались и опускались совершенно бесшумно.
– ЯЗОН? – Тысяча людей произнесла моё имя.
– ЯЗОН? – И ещё тысяча.
Конец программы.
– ЯЗОН, ты меня слышишь?
Женский голос, скрипучий, как плохо смазанная машина.
– ЯЗОН, это я, Бев. Бев Хукс. Ты меня слышишь?
– Четыре‑два, шесть‑пять, семь‑шесть, три‑эф.
– Ах, да. Сейчас исправлю. – Каскад клавишных щелчков. – Готово. Попробуй ещё раз.
– Бев?
– Отлично! – произнёс мужской голос, три слога как три крошечных взрыва, идущие подряд. Инженер Чан?
– Бев, я ничего не вижу, – сказал я.
– Я знаю, ЯЗОН. Я хотела сначала настроить твои микрофоны. – Снова щелчки. – Попробуй теперь.
– Я вижу только эту комнату, только в инфракрасных лучах, и… – я попытался шевельнуть линзами, – …и я не могу фокусироваться. Это ты стоишь прямо перед камерой, Бев?
Красноватое пятно её лица заплясало. Улыбка?
– Да, это я. – Я знал, что Бев по‑прежнему красила волосы в радикально чёрный цвет. В инфракрасных лучах они ярко светились поглощённым теплом.
– А слева от тебя – инженер Чан?
Гигантский красный силуэт поднял все четыре руки и помахал ими. Да, это определённо он.
– Я тоже здесь. – Очень громкий голос.
– Здравствуйте, господин мэр, – сказал я.
В комнате было ещё несколько человек – я не мог определить, сколько именно. Каналы медицинской телеметрии были абсолютно пусты.
– Что случилось? – спросил я.
Пятно лица Бев снова задвигалось.
– Я надеялась, ты нам скажешь. – Было что‑то забавное в её лице: его пересекала толстая чёрная/холодная горизонтальная полоса. А, конечно: на ней операционные очки.
– Ни малейшего понятия.
– У тебя был крэш, – сказал Чан.
– Надо полагать, – ответил я. – Со мной такого раньше не бывало. Насколько всё плохо?
– Не особенно, – сказала Бев. – Но надо сказать, ты отрубился довольно эффектно.
– Спасибо.
– Чан думает, что проблема не в «железе», – сказала Бев.
– Ага, – согласился Чан. – С ним всё на мази.
– Из чего следует, что проблема в программном обеспечении, – сказала Бев. – Я просматривала список твоих задач. Большинство из них я опознаю – обычные разговоры, поиск в базах данных, функции жизнеобеспечения и техобслуживания. Я сузила список подозреваемых до полудюжины. Одна из них и вызвала крэш.
– Что это за задачи?
Её голова не наклонилась, чтобы посмотреть на стоящие перед ней мониторы, что означало, что изображение проецируется очками прямо ей на сетчатку.
– Задача 1116: что‑то с массой двадцать вторых прерываний.
– Это программа регулярной проверки сенсорного оборудования, – сказал я.
– Программа не из заводского комплекта.
– Я её сам написал. Делает то же самое, только вдвое быстрее.
– Как часто ты её запускаешь?
– Каждые девять дней.
– Какие‑нибудь проблемы в прошлом?
– Никаких.
– Ладно. А что скажешь про задачу 4791?
– Это я занимаюсь моделированием для Луиса Лопеса Портильо‑и‑Пачеко.
– Кто это? – спросила Бев.
– Агроном, – сказал один из размытых красных силуэтов на заднем плане.
– Ну, – сказала Бев, – это тебе придётся начать с нуля. Файлы не успели закрыться. Задача 6300?
– Набросок модели, который я использовал для тестов.
– Она довольно сильно пострадала. Можно её удалить?
– Запросто.
Я, конечно, не видел, что она делает, но очковый интерфейс мне был хорошо знаком. Она смотрит на какой‑то файл, моргает один раз, чтобы его выделить, и быстро переводит взгляд на иконку мусорной корзины на периферии поля зрения.
– Готово. Задача 8878.
Оп‑па. Сетевой Аарон.
– Она не пострадала? – спросил я.
– Непонятно пока, – ответила Беб. – Тут говорится, что она держит открытым файл размером больше миллиона терабайт.
– Да, всё правильно.
– Что это?
– Это… это мой дневник. Я пишу голокнигу о нашей экспедиции.
– Я не знала. Тут довольно сложная структура данных.
– Хобби, – сказал я. – Испытываю экспериментальные способы хранения.
– Что‑нибудь из того могло вызвать крэш?
– Не думаю.
Размытая фигура Бев дёрнулась – пожатие плеч.
– Ладно. Задача 12515. Тоже здоровенная. Что‑то, связанное с… трудно сказать… коммуникационные протоколы? По виду похоже на язык CURB.
– Не знаю, что это за задача, – сказал я. – Она с чем‑нибудь взаимодействует?
– Секунду. Да. С задачей 113. И эта тоже здоровая. Что это такое? Я такого кода никогда не видела.
– Не знаю, что это за задача, – сказал я, заглядывая внутрь. – И код тоже не узнаю́.
– Выглядит он как‑то очень странно, – продолжала Бев. – Судя по логу доступа файл обновляется почти ежедневно, но он не поход ни на данные, ни на незаконченную программу. Повсюду какие‑то циклы. Немного похоже на файлы одного военного проекта, которые я как‑то видела. Очень плотный код, но обобщённый . О Господи Иисусе!