Ах, да. Восемнадцатилетие брата Ранджипа, которое, да, которое на самом деле было накануне, но в тот день игр не было. Прекрасное воспоминание, счастливое воспоминание – и вообще никакого ощущения, что вызвать его в памяти сколько‑нибудь труднее, чем когда Сингх находился гораздо ближе. Ей не приходилось делать усилий, не нужно было «напрягать слух», чтобы услышать что‑то очень тихое, ничего не нужно было делать по‑другому. Воспоминание просто приходило к ней, когда она о нём думала, так же легко, как когда она находилась рядом с Сингхом.
Она шла по коридору шестого этажа, пока не оказалась у выхода на лестницу рядом с лифтом; по ней она спустилась на третий.
Профессор Сингх по‑прежнему был в своей лаборатории.
– Первый бейсбольный матч в вашей жизни, который вы видели вживую – это было в Торонто, верно? – спросила Сьюзан. – На восемнадцатилетие вашего брата? Ваш отец арендовал приватную трибуну в «Скай‑Доме».
Сингх кивнул.
– Хотя он больше так не называется. Сейчас это «Роджерс‑Центр».
– Вы помните его как «Скай‑Дом».
– Это точно. – Он моргнул. – То есть, у вас не было проблем с чтением моих воспоминаний даже на большом расстоянии?
– Никаких.
– Я этого не понимаю. Должно быть падение сигнала, если только…
– Да?
Он крутанулся вместе с креслом, разворачиваясь к компьютеру.
– Это… нет. Нет, такого не может быть.
– Какого?
Сингх на секунду задумался, потом, без всякой видимой связи, спросил:
– Вы когда‑нибудь смотрели «Saturday Night Live»?
– Последний раз ещё подростком.
– Помните выпуски с Майком Майерсом? Он играл еврейку по имени Линда Рикман, которая вела телефонное ток‑шоу. Когда она приходила в волнение, она клала ладонь на грудь и говорила: «Я вся ферклемпт. Поговорите между собой. Я дам вам тему». А потом говорила что‑нибудь вроде: «Гражданская война не была ни гражданской, ни войной – обсудите».
– Нет, я такого не помню. О, погодите – гмм, да, теперь помню.
Сингх улыбнулся.
– Именно.
– По‑моему, эпизод, где она говорит «Коньяк – это не конь и не як», гораздо смешнее.
Сингх кивнул.
– Возможно. Но смысл в том, что если я попрошу вас вспомнить нечто, о чём у вас нет воспоминаний, но есть у меня, вы тоже это вспомните. Давайте я дам вам тему – но не обсуждайте её. Просто думайте про неё; вспоминайте её. Хорошо?
Сьюзан кивнула.
– Хорошо.
– Квантовая спутанность, – сказал он.
Её первым импульсом было сымитировать Линду Рикман и сказать «не квантовая и не спутанная», но она не знала даже, есть ли в этом какой‑нибудь смысл, и…
И смысла в этом не было никакого. Квантовая спутанность оказалась понятием из квантовой механики, и она действительно подразумевала сплетение чего‑то такого…
И это было очень странно. Она никогда не слышала ни о чём подобном. Когда пара частиц создаётся одновременно при определённых условиях, они могут оказаться связанными таким образом, что эта связь продолжает существовать независимо от расстояния между ними.
– Вау! – сказала Сьюзан.
– В самом деле, – согласился Ранджип. – Теперь другая тема. Ну, вернее, та же, но рассматриваемая под другим углом. Готовы?
Сьюзан кивнула.
– «Некие жуткие дальнодействия», – сказал Ранджип.
Сьюзан поразилась тому, что знает – это слова, сказанные когда‑то Эйнштейном. И да, они правда были жуткие. Измени спин одной спутанной частицы, и спин другой изменится тут же; они связаны воедино каким‑то почти магическим способом – и опять же, неважно, на каком расстоянии частицы находятся друг от друга.
– Поняла, – сказала Сьюзан и затем удивила саму себя, задав вопрос: – Но если это квантовая спутанность, почему связи не симметричны? То есть, если A читает B, то почему B не читает A?
– Связи, вероятно, симметричны, – ответил Сингх. – То есть, и A, и B могут изменять любой конкретный участок памяти, общий для них обоих – общая память спутана, и изменение её в одной локации приводит к её изменению в обеих. Но симметрия не означает обоюдности. A и B имеют симметрично совместную память, которая, так уж получилось, изначально принадлежала A. В то же время B и C имеют симметрично совместную память, которая, как оказывается, изначально принадлежала B. И так далее.
– Ага, – сказала Сьюзан. – Понимаю.
– О’кей, – сказал Сингх. – Новая тема: Пенроуз и Хамерофф.
И это она тоже вспомнила: физик Роджер Пенроуз – иногда сотрудничающий со Стивеном Хокингом – и аннестезиолог Стюарт Хамерофф предположили, что человеческое сознание имеет квантовую природу.
Это было поразительно: знать что‑то настолько сложное и при этом никогда раньше про это не слышать. Это не было похоже на университетский курс лекций, проигрываемый в голове на большой скорости, это не было похоже на игру в «тривиал персьют», где нужно глубоко копать, чтобы добраться до ответов; это были вещи, которые Сингх знал хорошо, и поэтому она тоже знала их хорошо, и они приходили на ум без усилий сразу же, как только он произносил слова‑триггеры.
– Поняла, – сказала она.
– О’кей, новая тема: конструкция моей установки.
И вот она уже знает всё и об этом: устройство, использующее модулированные лазеры – которые излучают фотоны, частицы того типа, которые действительно могут быть спутанными – для селективного возбуждения нейронов. Его конструкция по сути вытесняла фотоны, что уже были там и замещала их новыми.
Потом…
– Цитоскелет.
И:
– Микротрубочки.
И:
– Конденсат Бозе‑Эйнштейна.
Она потрясла головой, словно это как‑то могло отделить нужные кусочки от кружащейся массы и сложиться в картинку. И через мгновение это произошло.