Золотое руно (сборник) - Страница 407


К оглавлению

407

– Ваша честь, я хочу приобщить к делу вот этот отчёт метеорологического центра Лос‑Анджелесского аэропорта, в котором сказано, что день двадцать четвёртого декабря выдался необычно жарким – семьдесят пять градусов в тени.

– Миз Зиглер?

– Не возражаю.

– Приобщено.

– Семьдесят пять градусов в тени, – повторил Дэйл. – Легко представить, что вам очень не хотелось ковыряться в мусоре в такую жару.

– Я делал мою работу.

– А запах – не будем забывать про запах. Даже в обычный зимний день свалка воняет, детектив. В жаркий зимний день вонь, должно быть, сбивает с ног.

– Я такого не помню.

– Конечно, никто не может винить вас за то, то вы не стали тратить слишком много времени на разгребание отбросов под палящим солнцем – особенно если учесть, что это был, в конце концов, канун Рождества. Вы без сомнения торопились вернуться домой, к своей семье.

– Я произвёл тщательный поиск.

– Разумеется, вы обязаны это сказать, не так ли?

– Возра…

– Разумеется я обязан это сказать. Я нахожусь под присягой и обязан говорить правду.

Дэйл улыбнулся.

– Отличный ответ, детектив. Просто отличный. Больше вопросов не имею.


*20*


– Обвинение вызывает тосока по имени Стант.

Стант поднялся с одного из тосокских сидений, установленных среди мест для публики, и вышел через калитку в колодец перед кафедрой судьи Прингл.

– Клянетесь ли вы, – сказал клерк, – что показания, которые вы дадите по делу, рассматриваемому сейчас судом, будут правдой, всей правдой и ничем, кроме правды, и да поможет вам Бог?

– Клянусь.

– Огласите ваше имя.

– Стант. По буквам: Эс‑Тэ‑А‑Эн‑Тэ.

– Садитесь. – Пока Станта приводили к присяге, бэйлиф убрал со свидетельского места обычный стул и заменил его на тосокский. Стант устроился на нём так, чтобы боковины удобно подпёрли его ноги в местах соединения с туловищем.

Линда Зиглер поднялась на ноги.

– Стант, прежде чем мы начнём, я думаю, необходимо немного поговорить о клятве, которую вы только что принесли. Вы понимаете разницу между понятиями «лгать» и «говорить правду»?

– Конечно.

– Вы ответили «клянусь», когда клерк сказал «и да поможет вам Бог»?

– Да.

– Среди тосоков распространена вера в высшее существо?

– Да.

– Это существо – оно считается творцом?

– Она является создателем вселенной, да. И некоторых форм жизни.

– И вы лично разделяете веру в это существо?

– Да.

– То есть когда вы просите Бога помочь вам говорить правду, вы, по сути, апеллируете к высшей силе, в существование который вы лично верите?

– Да.

– Вы понимаете то значение, которое мы придаём правдивости показаний, данных перед судом?

– Мне это было подробно разъяснено. Я буду говорить правду.

– Спасибо – и простите меня за эти вопросы. Теперь, Стант, расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с обвиняемым Хаском.

– Я его сводный брат.

Зиглер это явно застало врасплох.

– Я… прошу прощения?

– Я уверен, что употребил термин правильно. У нас одна и та же мать, но разные отцы.

Зиглер взглянула на Дэйла. Дэйл был так же потрясён этим открытием, как и сама Зиглер, но в лице не изменился. Потом она посмотрела мимо Дэйла на доктора Нобилио; на его лице также было выражение полнейшего изумления: брови вскинуты, рот приоткрыт и округлён. Это был простой вопрос, заданный для проформы, и она, несомненно, ожидала услышать что‑то вроде «мы сослуживцы» или «мы коллеги» или что‑то настолько же очевидное. По Зиглер было заметно, как она пытается взять себя в руки.

– Ваш сводный брат, – повторила она.

Щупальца на голове Станта качнулись вперёд – тосокский эквивалент кивка.

– Да.

– Ваша честь, – сказала Зиглер. – Прошу разрешения считать свидетеля враждебным.

– Я не враждебен, – сказал Стант.

Судья Прингл взглянула на Станта.

– Под «враждебным» в данном случае имеется в виду выступающий против версии обвинения. Теперь, пожалуйста, не говорите ничего, пока я не вынесу решение по этому вопросу.

– Ваша честь, – сказал Дэйл, поднимаясь на ноги и разводя своими гигантскими руками, – защита возражает. Стант не демонстрировал враждебности.

– Ваша честь, – сказала Зиглер, – здесь была бы уместна расширительная трактовка.

Прингл задумалась.

– Быть чьим‑то братом не означает автоматически враждебного статуса. Кроме того, мы ничего не знаем о семейных отношениях у тосоков. Я откладываю решение до тех пор, пока мы не узнаем больше.

– Хорошо, – сказала Зиглер и повернулась к Станту. – Давайте тогда ненадолго на них остановимся. Стант, как получилось, что вы стали сводным братом Хаска?

– У меня мужские гениталии. Иначе я был бы сводной сестрой.

Присяжные засмеялись. Зиглер выглядела недовольной. Дэйл её понимал: она понятия не имела, к чему приведёт этот диалог, а это положение, в котором не хочет оказаться ни один ведущий процесс юрист.

– Вы происходите из распавшейся семьи?

– Наша семья цела.

– Я имею в виду, ваши родители разошлись? Как так получилось, что одна женщина имеет детей от двух разных мужчин?

– Моя мать, разумеется, имеет детей от четырёх разных мужчин.

– Четырёх мужчин, – моргнув, повторила Зиглер.

– Да.

Зиглер помолчала, формулируя вопрос. Наконец, она снова посмотрела на Дэйла, словно умоляя его воздержаться в этот раз от возражений, и сказала Станту:

– Возможно, если вы расскажете нам о тосокской репродуктивной практике… если, конечно, это не слишком интимная тема.

– Вовсе не интимная, хотя по обычаю мы не обсуждаем внутреннее устройство и функции наших тел, кроме как со жрецом‑терапевтом. За внешнюю сторону мы несём ответственность сами, но то, что внутри, принадлежит Богу.

407